Артур подался вперед. Опасливо оглянулся, словно даже в этой маленькой каморке могли скрываться злокозненные «педер сухте».
– Н-не сдашь ты меня, дядя П-пе… Петр Леонидович. Не такой т-ты человек. Потому скажу, не п-побоюсь. Знаю я, что ты не просто в т-тире этом п-пенсию высиживаешь. И не в бункере д-дело: что тут т-тир, что там, м-мало разницы. Работа у т-тебя имеется – тайная, с-серьезная. Стрелок т-ты! Не к-киллер – выше, а как выше, и подумать боюсь. А чтобы п-поверил, скажу. Раньше вы, ст-трелки, «крышу» в городском с-совете имели. Отдел б-был, «Драй Эс» назывался. Позже вы на п-полную нелегалку ушли…
Старик дернул губами, надеясь, что густые усы не подведут: спрячут усмешку. Operta quae fuere, aperta sunt – если на совсем древнем арго. Все тайное рано или поздно становится явным.
Сектор, официально именовавшийся «Сектором сезонной статистики», они называли по-всякому, даже «Семеро Сукиных Сыновей». «Драй Эс» предложил он сам – в честь популярного чистящего средства. Маленький тюбик с зеленой полосой, «Производство Германской Демократической Республики»… Интересно, что сержант понимает под словом «стрелок»? Так они себя никогда не звали. Значит, о тирменах Артур не слышал.
Что не может не радовать.
– Стрелком стать хочешь, Артур Николаевич? – Старик уставился в стену поверх фотографии Настасьи Кински. – В высшую касту перейти?
– Д-да!
Артур вскочил – и замер, остановленный резким движением ладони.
– Садись, не мельтеши. Если честно, присматривался я к тебе. Но стрелок должен уметь стрелять…
Бывший сержант открыл было рот, но второй резкий жест заставил его прикусить язык.
– Присматривался. Не подойдешь. По здоровью.
Теперь следовало выждать, пока горячий «афганец» не поднимет стул за одну ножку два десятка раз, не предложит отстоять полчаса на голове или не начнет жонглировать пудовой гирей. Если Артур не поверит, дело может дойти до Великой Дамы. Не хотелось бы, жаль парня!
– А теперь слушай, – начал Кондратьев, когда стул вернулся на место. – У тебя черепное ранение, серьезное. Даже в обычной жизни – ничего хорошего, сам говорил. А когда ты начинаешь стрелять… Сказать, что бывает?
В глазах Артура мелькнула странная обреченность, и старик понял: не ошибся. И прежде, не подпуская сменщика к серьезному делу, и теперь.
– Ты целишься, смотришь на мишень, а мишень исчезает. И ты видишь врагов, гадов, уродов, «педер сухте». Так, Артур Николаевич?
Вместо ответа сержант громко охнул. Старик отхлебнул чая и перевел взгляд с улыбающейся Кински на хмурого сосредоточенного Артура, запечатленного неведомым сослуживцем на фоне мрачных скал. «Возле Г-герата», – пояснил сменщик, прикрепляя фотографию к стене.
Петр Леонидович сейчас каялся, что откладывал разговор до последнего.
Жалость – плохой советчик.
– Ты стреляешь в них, убиваешь одного за другим – и тебе становится лучше. Потом, если с этими «сухте» в жизни случается беда,