Три Дюма. Андре Моруа

и песенник Беранже, считавшийся тогда лучшим поэтом эпохи, – либерал, фрондер и друг банкира Лаффита. Туда пришли и мадемуазель Марс, и генеральша Дюма. Успех был огромный. Мадемуазель Марс сочла, и вполне справедливо, что ей очень подходит роль герцогини де Гиз, ибо она давала возможность сыграть скромную и вместе с тем страстную женщину, а роли такого типа всегда превосходно удавались актрисе, в сценах насилия она предпочитала участвовать лишь в качестве жертвы. Короче, она выказала себя горячей сторонницей пьесы. Присутствовавшие актеры решили просить Комеди Франсез принять «Генриха III» вне очереди, и на читке пьеса прошла «на аплодисменты». На следующий день едва Дюма появился в Пале-Рояле, как его вызвал к себе генеральный директор барон де Броваль. Броваль этот был высокомерный грубиян и краснобай. Он принял молодого человека весьма нелюбезно, грозно сказал, что занятия литературой несовместимы со службой, и предложил ему сделать выбор.

      – Господин барон, – ответил Дюма, – общественное мнение считает его высочество герцога Орлеанского покровителем литературы. Я не буду предпринимать никаких шагов до тех пор, пока он не уведомит меня, что больше не нуждается в моих услугах. Я не собираюсь подавать в отставку. Что касается моего жалованья, то, если эти сто двадцать пять франков в месяц ложатся тяжким бременем на бюджет его высочества, я готов от них отказаться.

      – А на какие средства вы собираетесь жить?

      – Это, господин барон, касается только меня.

      На следующий день выплату жалованья приостановили. Но у Дюма был свой план: он собирался через посредство Беранже обратиться за помощью к банкиру Лаффиту. Банкир и в самом деле согласился выдать Дюма три тысячи франков при условии, что он положит в сейф банка рукопись «Генриха III». Три тысячи франков – оклад за два года! Дюма помчался с деньгами к матери. Генеральша была потрясена. Неужели театр и впрямь дает возможность заработать на жизнь?

      Репетиции проходили без особых происшествий. В исполнении Жоанни де Гиз был «старым рубакой, мужественным и решительным», он великолепно произносил фразы под занавес, которые всегда звучали неожиданно и эффектно:

      «Сен-Поль! Велите привести тех, кто убил Дюга».

      «А теперь пусть эта дверь откроется только для него!»

      «Теперь, когда мы покончили со слугой, займемся хозяином».

      История с «Христиной» не прошла для Дюма даром, и по отношению к исполнителям он был сама любезность.

      – Вы гораздо лучше меня разбираетесь в этом, – говорил он актерам. – Все, что бы вы ни сделали, будет хорошо.

      Работа с актерами на этот раз была ему тем более приятна, что он увлекся Виржини Бурбье, молодой актрисой, которая должна была играть в его пьесе второстепенную роль. Противиться плотскому искушению он не мог. Он по-прежнему помогал Катрине Лабе и давал ей деньги на воспитание сына. Но хранить верность одной женщине? Это всегда казалось ему нелепым.

      Естественно,