Отсюда, из этого окопа на передовой, все казалось огромным: и то, что впереди, и то, что сзади. А ты, человек, находился как бы на самом острие громадного клина, молча упертого в этой тишине в грудь врага. И какая бы великая сила ни была там, позади тебя, все равно, когда начнется, она тобой, твоим телом, вдавится в это лежащее впереди враждебное, молчаливое пространство.
«Да, нелегкая солдатская должность, – подумал Серпилин. – А сколько людей на ней…»
– Ну что ж, зайдем к Алферову.
Когда они зашли в землянку, лейтенант Алферов, бледный, худенький юноша в съехавшей на затылок ушанке и полушубке внакидку, сидел на корточках, притулясь к железной печке-времянке, и, прижав к уху телефонную трубку, чему-то задумчиво улыбался. Огонек «катюши» – сплющенной снарядной гильзы – освещал улыбавшееся лицо Алферова и спавших вповалку на полу людей.
Увидя входящее начальство, Алферов положил трубку, стряхнул с плеч полушубок, нахлобучил ушанку, вытянулся в струнку и стал докладывать.
– За дежурного самого себя оставили? – спросил Серпилин, выслушав доклад.
– Так точно. Решил: пусть поспят. А мне не спится.
– С кем говорили? – спросил Серпилин. – Возьмите трубку, договаривайте, раз начали.
По смущенному виду командира роты ему показалось, что тот вел новогодний, неслужебный разговор. Может быть, с каким-нибудь знакомым санинструктором, хотя Цветков стремился обходиться в полку без женского пола и у него санинструкторы – почти все мужчины.
– Я ни с кем не говорил, товарищ генерал, – сказал Алферов. – Я песню слушал.
– Вон как! – удивился Серпилин. – Объясните, недопонял.
– У нас тут есть одна связистка на промежуточной, – сказал Алферов, с опаской покосившись в сторону командира полка, – очень поет хорошо. Иногда, когда она ночью дежурная бывает, мы ее по линии спеть просим.
Серпилин перехватил взгляд Алферова и повернулся к Цветкову. Цветков смотрел на своего командира роты со смешанным выражением свирепости и удивления. От удивления брови Цветкова поднялись так высоко, что казалось, сейчас сорвутся с лица и улетят.
– И какие же она песни поет? – спросил Серпилин.
– Разные, товарищ генерал, – сказал Алферов. – Сейчас «Землянку» мне пела. – И опять покосился на Цветкова.
– Хорошая песня, – сказал Серпилин. – Может, ее и нам с командиром полка можно послушать?
Алферов неуверенно посмотрел на него, не шутит ли; увидел, что не шутит, и взял трубку.
– Селиверстова, а Селиверстова… Селиверстова… Давай еще спой. – Он вопросительно посмотрел на Серпилина: сказать, для кого придется петь, или не говорить?
Серпилин покачал головой: «Не надо».
– Спой,