– Член Компартии Латвии, – без всякого акцента говорит она по-русски.
– Коммунисто итальяно…
Улыбающаяся китаянка, возраст которой трудно определить, обнимает меня за плечи и называет себя членом Компартии Китая.
– По-русски меня зовут Женей, – говорит она, – Женя Коверкова. Училась в Москве, в Университете имени Сун Ятсена. Нам всем там русские фамилии дали. А вы кто, товарищ?
Все страшно оживляются, узнав, что я член Коммунистической партии Советского Союза.
Вопросы, вопросы… Какие подробности о деле военных? На свободе ли Вильгельм Пик? Правда ли, что взяты все латышские стрелки? Когда начнется процесс Бухарина – Рыкова? Верно ли, что был июльский Пленум ЦК и на нем Сталин выступал с требованием об усилении режима в тюрьмах?
Для меня все эти вопросы – новости. Объясняю, что сижу дольше их всех. Привезли из провинции на суд военной коллегии. Постепенно группа вокруг меня рассасывается, и я остаюсь в обществе двух немок – Греты и Клары. Я говорю по-немецки с такими же ошибками в родах существительных, как они по-русски. Тем не менее мы оживленно беседуем на обоих языках сразу, и этот волапюк отлично устраивает обе стороны.
– В чем же обвиняют вас, Грета?
Голубые «арийские» глаза блестят непролитыми слезами.
– О шреклих! Шпионаже…
В двух-трех фразах она рассказывает о своем муже – «Айн вирклихе берлинер пролет». О себе – с 15 лет юнг-штурмовка. Но она-то еще ничего, а вот Клархен…
Клара ложится на раскладушку, резко поворачивается на живот и поднимает платье. На ее бедрах и ягодицах – страшные уродливые рубцы, точно стая хищных зверей вырывала у нее куски мяса. Тонкие губы Клары сжаты в ниточку. Серые глаза как блики светлого огня на смуглом до черноты лице.
– Это гестапо, – хрипло говорит она. Потом так же резко садится и, протягивая вперед обе руки, добавляет:
– А это НКВД.
Ногти на обеих руках изуродованные, синие, распухшие.
У меня почти останавливается сердце. Что это?
– Специальный аппарат для получений… это… ви загт ман? а-а-а… чистый сердечный признаний…
– Пытки?…
– О-о-о… – Грета горестно покачивает головой. – Придет ночь – будешь слышала.
Кто-то на чистейшем русском языке окликает меня:
– Можно вас на минутку, товарищ?
Оказывается, кроме меня здесь есть еще несколько человек советских. Окликнувшая меня женщина – это Юлия Анненкова, бывший редактор немецкой газеты, издающейся в Москве. Ей под сорок. Лицо не из красивых, но яркое, запоминающееся. Похожа на гугенотку. Мрачный пламень в глазах. Она берет меня под локоть, отводит в сторону и доверительно шепчет:
– Вы поступили совершенно правильно, не ответив на вопросы этих людей. Кто знает, которая тут – настоящий враг, а которая – жертва ошибки, как мы с вами. Будьте и дальше осторожны, чтобы не наделать настоящих