Он снял свой оранжевый парик и уставился внутрь так, словно изучал что-то найденное в нем, потом снова нахлобучил его на голову.
– Берни предупреждал меня. – Он улыбнулся. – Он сказал, что мне следует быть с вами поосторожнее. Он сказал, что однажды вытащил вас из крупных неприятностей. Вы ограбили вьетнамский обменный пункт и умыкнули три тысячи долларов, а Берни обеспечил вам алиби. Это правда?
– Эти вьетнамские обменники всегда были легкой добычей. Мне нужны были деньги, и я их раздобыл. А вот Берни слишком много болтает.
– Берни сказал, что обменный пункт был разрушен бомбой, так что вам все сошло с рук.
Пока «кадиллак» держал курс вдоль огней Парадиз-Сити, сверкавших, словно бриллиантовое ожерелье, мои мысли вернулись в Сайгон.
Моей маленькой вьетнамской подружке нужны были деньги, чтобы уехать в Гонконг. Она уже обезумела от ужасов войны и от того, что ее преследовали. Она приехала с севера и была уверена, что за ней гонятся вьетконговцы. Я ничего не мог поделать, чтобы успокоить ее. Что бы я ни говорил, все было бесполезно. Она все время твердила, что у нее есть заначка, что она даст кому-то взятку и уедет из страны. Это, конечно, было безумием чистой воды, но ее постоянный страх портил наши ночи. У меня не было ни цента, чтобы дать ей на дорогу. Кроме того, я понимал, что потеряю ее навсегда, но в конце концов решил, что переправлю ее в Гонконг. Однажды вечером я проходил мимо обменного пункта, и меня осенило. Угрожая служащему табельным пистолетом, я забрал все деньги – я был вдребезги пьян, так что мне море было по колено. Я отдал своей подружке деньги – это был последний раз, когда я видел ее. Потом в военную полицию позвонили, и служащий из обменного пункта указал на меня. Я уж было подумал, что пойду под трибунал, но тут приехал Ольсон. Он сказал, что во время ограбления я был с ним на его самолете. Я был уверен, что ему не поверят, но Берни пользовался большим уважением, так что меня отпустили.
Вспомнив об этом инциденте, я подумал о том, как давно все это произошло. Мне тогда здорово повезло с тем обменником – в него попала первая же бомба, сброшенная вьетнамцами на Сайгон. Служащий погиб, а ведь он собирался писать жалобу верховному командованию, но та бомба угомонила его.
Я тогда выложил Берни все начистоту. А он усмехнулся:
– Что ж, не делай так больше, Джек. Может статься, что в следующий раз меня не окажется рядом, чтобы помочь тебе.
Да что там, этот случай стал достоянием прошлого, но денег у меня всегда было в обрез. Я тогда попытался сблизиться с другой вьетнамской красоткой; она была танцовщицей в одном из шумных клубов, открытом каким-то расторопным американцем. Но удержать ее можно было только деньгами; это была единственная вещь, о которой думало большинство вьетнамских девушек. Так вот, однажды вечером, возбужденный до предела, я вломился в другой обменный пункт. Взять меня тогда не представлялось никакой возможности. В ту ночь бушевала демоническая буря плюс град вьетнамских бомб, так что адский шум заглушил мой выстрел. Я подумал, что убить старого вьетнамца для меня – все равно что пристрелить дикую утку.