В одном городе с вершителями «революционной законности» Леонов чувствовал себя крайне нервозно: никакой гарантии не было, что из Архангельска не придут теперь уже в Одессу новые списки с его фамилией.
Поседеть можно в таких ожиданиях…
Впрочем, не ручаемся за документальность, но как-то Леонов проговорился, что лично видел Землячку – и, мало того, приглянулся ей. Скрывать своих намерений Розалия не стала. В первый раз Лёня как-то увернулся, а во второй и третий раз при появлении Землячки ему натурально приходилось прятаться.
И не знаем, то ли плакать, то ли смеяться, рассказывая об этом.
К счастью, в марте Леонова снова переводят – в редакцию газеты, также называющейся «Красный боец», но уже в Херсоне.
21 марта Леонов был зачислен библиографом библиотечной секции политуправления Шестой армии «с исполнением обязанностей в лит.-издательск. отд.», как гласят архивные документы.
«Красный боец» выходил ежедневно на двух, а иногда на четырех полосах тиражом от 5 до 8 тысяч.
Дебют Леонова в газете был в стихах – он отреагировал на подписание торгового договора с Англией (тема эта после архангельских событий была ему, надо понимать, близка). Стихотворение было обращено к возобновившим экономические отношения с Россией британцам и называлось «Поумнели»: «Верьте Лаптеву Максиму,/ Не бывает, братцы, дыму/ В нашем мире без огня…»
Следом были опубликованы обращение к врангелевцу («Твой черный герб – двухглавая ворона!/ Но если ты, палач рабочих масс,/ Способен к героизму хоть на час, —/ Коль скорпион жалеет скорпиона,/ Воткни свой штык поглубже в грудь барона,/ Твой штык, который опозорил вас!»), социальные зарисовки («И все как будто тряпкой вытер/ Октябрь из памяти долой./ О где ты, грозный, как Юпитер,/ Властитель дум – городовой!») и прочие незатейливые сочинения сомнительной искренности.
Стихи перемежались фельетонами на ту или иную насущную тематику: поводы окружающая жизнь давала беспрестанно.
Война уже сошла на нет, красноармейский театр ставил шиллеровских «Разбойников», гарнизонный клуб объявлял вечер эсперанто; одновременно в городе свирепствовал такой сыпняк, что даже главный армейский доктор, комиссар местной санчасти, заболел и умер.
Дисциплина в частях тоже была не на самом лучшем уровне, о чем и начал писать Леонов на новом месте работы: то о красноармейцах, спекулирующих обмундированием, то о провинившихся коммунистах – последним посвящен памфлет «С камнем на шее (Заупокойная исключенным)».
Вообще сатирические вещи в красноармейской прессе Леонову удавались особенно хорошо: «выявить недостатки», дать кому-нибудь по шапке… Какая-то почти заинтересованность в этом чувствуется, особенно учитывая тот факт, что, едва демобилизовавшись, Леонов очень долго не сможет (вернее, конечно же, не пожелает) создать положительный образ коммуниста.
А вот от тех пассажей, где Леонов стремится писать высоким штилем, неизменно остается ощущение, что души туда не вложено вовсе:
«В