– Наполеон в этом случае сказал бы так, – Самсонов откинулся назад. Ты, Ганичев, не выше, а длиннее.
Он громко засмеялся. Ганичев словно бы и не слышал, а Леонид Иванович повернулся к Самсонову, закрыл глаза и затем медленно открыл их. Это должно было означать сдержанный гнев, но Самсонов сразу увидел веселые огоньки в черных глазах Леонида Ивановича. Директору понравилась острота.
– Товарищ Самсонов, – он поднял голову и строго свел брови, смеясь одними глазами. – Товарищ Самсонов, исторические параллели рискованны. Осторожнее!..
Через час Ганичев ушел. Леонид Иванович, уютно сидя за столом, опять соединил все десять пальцев в один большой кулак и, подняв бровь, посмотрел на Самсонова.
– Как, как ты сказал про Наполеона-то?
Самсонов с удовольствием повторил.
– Леонид Иванович, – он засмеялся, – могу еще одну веселую штучку сказать.
– Давай до кучи.
– Этот многосемейный наш, Максютенко… знаешь, что учудил? Его захватила тетя Глаша в конструкторском с этой, из планового девчонка… с Верочкой! В обеденный перерыв. Заперлись, понимаешь, на ключ!
– Жена знает?
– Никто еще не знает. Вот думаю, что делать? Кашу-то затевать не хочется! Все-таки трое детей. Да и жена, как посмотришь на нее, жалко становится. Хорошая женщина.
– Хорошая, говоришь?
– Хорошая. Вот ведь что.
– А попугать надо, – Леонид Иванович нажал кнопку в стене за спиной. Попугать следует.
Вошла секретарша.
– Максютенко ко мне.
– Там изобретатель…
– Знаю. Пусть подождет.
– Так я пойду, – Самсонов поднялся.
– По правилу тебе бы следовало заниматься этими делами. Моральным обликом, – Леонид Иванович остро и весело взглянул на него. – Ладно, бог с тобой, иди.
Через минуту Максютенко, плешивый блондин с нежной кожей, красноватыми веками и блестящими женскими губами, стоял перед директором.
– Ну, здравствуй! Чего смотришь? Садись… товарищ Максютенко. Рассказывай, как у тебя дела с труболитейной машиной. Министерство скоро меня съест – кончите вы ее когда-нибудь?
Максютенко ожил, заторопился:
– Леонид Иванович, все, что зависело от конструкторов, сделано. Поправки, которые были присланы, переданы в технический…
– Не врешь? – Дроздов устало закрыл глаза. Потер пальцем желтоватый, сухой лоб и, не открывая глаз, спросил: – Что ты там опять… н-натворил с этой… с Верочкой?
Максютенко молчал. Леонид Иванович мерно сопел с закрытыми глазами, словно спал. Потом приоткрыл глаза и, с грустью посмотрев на бледного, вспотевшего конструктора, опять сомкнул веки.
– Я думаю, тебе как члену партии известно, что за такие вещи по голове не гладят, – продолжал он, словно сквозь сон. – Думал, был даже уверен, что ты сохранишь хоть каплю благодарности к тому человеку, который дважды, – здесь Дроздов открыл гневные