Лет пять, наверное, этот страх меня не отпускал. Он был настоящий, липкий, параноидальный, когда мерещатся тени за каждым углом и заснуть не можешь в темноте. Чего боялся? Кого? Что придут и потребуют сотрудничать? Что все вокруг узнают про ту бумажку? Уже не вспомнишь… Тем более, что капитан тот оказался, действительно, человеком слова – никто ко мне так и не обратился. Или не до меня им стало?
Уходить – медленно, постепенно – страх начал году, наверное, в восемьдесят восьмом, не раньше. Когда стало ясно, что все вот это, что творилось тогда вокруг – перестройка, гласность, ускорение, газеты, кооперативы, выборы, – не кампания очередная, нет, похоже, оказалось, они это всерьез затеяли. Какой-то мужик в «Московских новостях» статью написал в восемьдесят девятом – «Как меня вербовали» называлась – про историю, очень похожую на мою, потом съезд этот… и вот тогда я поверил всерьез.
Окончательно страх ушел, конечно, только тогда, в августе, когда, стоя в толпе, я увидел, как набрасывают трос на шею Дзержинскому. «Давай!!!» – орали вокруг, и я вместе со всеми. В этот момент из подземного перехода выбежала тетка в метрополитеновской форме. «Вы чего творите?! – истошно закричала она, и все замерли. – Там же метро мелкого залегания, вы сейчас дыру пробьете, в нем же сколько весу! Туда его валите, на другую сторону!» Толпа начала ржать, и тогда я понял – всё.
Все, сказал я Юльке, стоявшей рядом, это конец, они уже не поднимутся, мы отбоялись. И я тебя люблю, кстати.
Любишь – женись, ответила она, и мне стало не до Дзержинского и всего остального, вокруг творящегося, – даже если бы в тот момент на площади высадились инопланетяне и поинтересовались, что за бардак здесь происходит, я бы не стал отвлекаться, а продолжал ее целовать.
Победу над прошлым и начало новой жизни отмечали широко, до середины сентября не могли остановиться – в гости ходили, у себя принимали, все друг друга зазывали на какие-то бесконечные праздничные пьянки, вспоминали, пережевывали подробности, делились ошеломительными сегодняшними новостями – хотелось длить и длить это ощущение.
В те дни на каком-то застолье неожиданно всплыл Илья, которого потерял из виду года за два до этого. Не нарочно, просто в то лихорадочное время всех куда-то уносило – и разбегались легко, потом так же безмятежно собирались снова.
Я Илюхе обрадовался. Он, конечно, редкостный аферист, но это само по себе не грех, если человек не жлоб и не подлец. Он-то ко мне бросился вообще как к родному, что тоже было приятно. Что ты, спрашиваю, где, как дела-то?
Ого-го, говорит Илюха, тут в два слова не уложишься, а если в одно, то – класс! Я же с восемьдесят восьмого, как кооперативы разрешили, в этом деле. Сначала как все – джинсы, компьютеры, дубло, детское питание… пробовали в нефть зайти и металлы, но там уже все расхватано… ничего, мы свою нишу нашли… теперь, представь, у нас свой банк – лицензия, между прочим, номер шесть – а вот разрешение на валютные операции мы вообще первые в стране получили.
Действительно, говорю, ого-го.
Да ты просто не представляешь, как мы поднялись, там такие перспективы… вообще… такие бюджеты, слушай,