Ужели неправые речи святых отцов, что причин для уныния и отчаянья у нас нет?! Напротив, всяк знающий русскую жизнь не по романам и вензелям газетных сплетен не может не понимать, что именно в годину испытаний Ты – Отец наш Небесный – даруешь нам возможность начать возвращение из трущоб духовного варварства… Господи, спаси и сохрани!
Верую – есть у нашего народа и Государя – есть все для того, чтобы это возвращение состоялось. Верую – живет в русской крови привычка к напряженному внутреннему труду, крепкий, нерастраченный запас державной мощи и соборной любви!
Так пошли же нам, Господи, разум истинный, просвети наши очи внутренние благодатью Духа Твоего Святаго! Молю Тебя, даруй нам всепобеждающее смирение – что не есть безвольное подчинение злу, но есть сила – могучая и трезвая, способная сохранить мир и покой осмысленного бытия перед лицом охвативших нас ныне мятежей, смут и волнений. Аминь.
Глава 4
– Убили! Убили-и-и! Где? Где-е? Покажите мне его!!
Гневливый стук каблуков, громыхание распахиваемых под ударами дверей и стремительно приближающиеся заполошные крики прислуги обожгли слух Аркадия, вырвали из сладких объятий сна.
– Черт! Темнота – хоть глаз выколи! Который час? – Скрипнув зубами, Лебедев резко приподнялся на постели, опершись локтями в дышащую нагретым теплом перину. – Что за переполох? Сумасшедший дом…
Плохо понимая спросонья происходящее, Аркадий раздраженно тряхнул всклоченной головой, окружив себя скрипом звенящих пружин и шелестом кружевного белья. Он собирался уже опустить босые ноги на ковер, чтобы оживить свечу, когда разнобой каблуков и возгласов взорвал покой коридора, а еще через миг-другой двери спальни, не выдержав ударов, распахнулись, впуская скачущий свет свечей и темные силуэты дворни.
– Не дергайся, ирод! Забью! – Топорище колуна придавило грудь Лебедева. В нос шибануло запахом пота, мешковины и дегтя. Здоровущий, ладно скроенный, с загорелым обветренным лицом и шеей мужик опрокинул драгуна на постель. Длинные, грубые, что конский волос, усы делали его лицо лютым. – А ну, сволочь, р-руки упокой! – Две гневливые морщины меж бровей обозначились жестче, широко поставленные глаза впились в лицо офицера.
Аркадий захрипел от боли, хватая ртом воздух, на обеих руках повисло по гарному хлопцу.
– Вота… он, матушка! Взяли волчару! А ну-тка, поддайте огня! Расступись, расступись!