Анджела сказала мужу правду: она обходилась ему гораздо дешевле, чем другие жены своим кормильцам, поильцам и наряжальцам. Ненавидела присутствие чужих в доме и заставила Михаила и Алика не разбрасывать одежду и класть вещи туда, откуда достали. Поэтому пара домработниц являлась не каждый день, трудилась интенсивно и уходила довольно быстро. Менялись времена, но дочь жила, как мать и бабушка, традиционно, по-московски. Когда-то занятая наукой бабуля впервые договорилась с портнихой, парикмахершей, маникюршей и косметичкой о том, чтобы ее обслуживали на дому по выходным. Приложилась к развитию мелкого бизнеса, искушала деятельниц советской сферы обслуживания рублями, которые не учитывались в перевыполненном плане при подведении итогов социалистического соревнования. Потом мастерицы взялись за ее подросшую дочь. Состарившись, бережно передали клиентуру, не обедневшую в девяностые, своим лучшим ученицам или родственницам. И теперь уже эти якобы домохозяйки, принципиально игнорирующие налогообложение, объезжали своих дам на фордиках и легкими талантливыми руками колдовали над ними, поругивая российские дома моды, бутики, имидж – студии и салоны красоты. Брали не дешево, но по-божески.
Иногда за границей мама, наизусть знавшая штук двадцать параметров Анджелы в длину и ширину от, до и между, решала, что той не помешает нечто брендовое. Для того чтобы купить это, ей нужен был папа. Не только его банковская карта, но глаза и любовь к дочери. Она сама, профессионально изучавшая людей, выбирала тряпку под них: «Вот оно, дорогой, мужчины замрут на полчаса, женщины неделю из ступора не выйдут». А утомленный ожиданием добряк безошибочно решал, понравится ли «оно» его девочке. В смысле содержания жены и сына зять был независим до грубости, но родители упорно отстаивали свое право дарить Анджеле и Алику все, что им заблагорассудится, в любое время. Казалось, всем бы их заботы – Литиванов молча скривился, увидев то платье. А ведь ее родители возмущались, обижались и мучились так же, как старики, чьи карамельки небрежно швырнули в угол и никогда не дадут избалованному шоколадом внуку. От бессилия, конечно, слез не лили, но дьявольскую гордыню и замашки тирана Михаилу приписывали.
Утренняя ссора имела куда большее значение, чем все прошлые семейные недоразумения, вместе взятые. Слегка успокоившись под душем и после за рулем, Анджела крутила ее в голове, будто хитро запакованный предмет в дрожащих от нетерпения руках. Она лукавила, сказав, будто Алик написал ей. Мальчишка честно соблюдал договоренность с отцом – купюрными проблемами маму не грузить, она их не решает. Но он поговорил по скайпу