– Мы будем с генералом одни?
– О да, – ответил адъютант, – вы будете вдвоем с генералом, полковник.
Потом он ушел. Берг прошелся по комнате. На маленькой тумбочке стоял телефонный аппарат. Берг улыбнулся: «Нельзя же быть столь наивными. Я десятки раз ставил аппаратуру именно в такие телефоны, постыдились бы, право, считать только себя умными, а возможных противников – слепыми котятами».
Нойбут вошел с некоторым опозданием.
– Простите, я был на прямом проводе со ставкой. Мы прекрасно пообедаем. У нас есть час, целый час. Садитесь сюда, здесь не так бьет в глаза солнце. Какая жара, как вам это нравится, а? Такая странная осень… Борщ великолепен, не правда ли? Немного водки?
– Нет. Благодарю вас.
– Сделались трезвенником?
– Вообще-то, я никогда не был пьяницей.
– А я выпью. У русских где-то отбили большой склад, мне привезли в подарок ящик водки. Что вы так дурно выглядите? Прозит!
– Благодарю.
– Обязательно ешьте борщ с чесноком.
– Спасибо. Но мне теперь как-то неприятно есть чеснок.
– Что так?
– Эта свинья Канарис любил чеснок. И мне теперь чеснок стал отвратителен – из чувства моральной брезгливости.
– Да, это чудовищно. Кто бы мог подумать…
– Я до сих пор не могу прийти в себя.
– Все обошлось, преступники схвачены, они не уйдут от возмездия.
– Это понятно. Мне другое непонятно: как они посмели?
– Расследование ведет лично Кальтенбруннер.
– Тогда я спокоен.
– Ну, что вас привело в мои пенаты? Выкладывайте. Вы же хитрец. Вы всегда держитесь в стороне от начальства. Уж если пришли ко мне – значит, случилось что-то интересное. Что замыслили, что хотите предложить?
– Генерал, я пришел не с этим, хотя кое-что перспективное у меня имелось.
– Ну, ну, пожалуйста, я весь внимание.
– Генерал, я прошу вас ходатайствовать перед командованием о переводе меня в передовые части.
– Что?!
– Позвольте курить?
– Да, пожалуйста…
– После всего случившегося в ставке фюрера, после коварства Канариса я чувствую себя морально ответственным за то, что работал в военной разведке и не разглядел врага.
– Вы с ума сошли! Я три года работал с Вицлебеном и год с Паулюсом. Так неужели мне винить себя в этом!
Берг похолодел от радости: он точно сыграл, он рассчитывал на реакцию Нойбута, но не на такую прекрасную, лучше не придумаешь.
А генерал продолжал:
– Нельзя быть бабой. Меня так же, как и вас, гневит предательство этих людей!