Майор Вихрь. Семнадцать мгновений весны. Приказано выжить. Юлиан Семенов

Он дал ему фотографию: на Исаева смотрел парень – он сам, только в двадцать третьем году. Это был Александр Исаев, его сын. Штирлица словно бы обожгло, опрокинуло. Он почувствовал себя маленьким и пустым – совсем одиноким в этом чужом ему мире. А потом, заслоняя все, появилось перед глазами лицо Сашеньки Гаврилиной. Оно было таким ощутимым, видимым, близким, что Исаев поднялся и несколько мгновений стоял зажмурившись. Потом спросил:

      – Мальчик знает, чей он сын?

      – Нет.

      – Когда вы нашли их?

      – В тридцать девятом, когда парень пришел за паспортом.

      – Что делает Сашенька?

      – Вот, – сказал секретарь, – здесь все о них.

      И он дал Исаеву прочитать несколько страничек убористого машинописного текста.

      – Я могу ей написать?

      – Она будет очень рада.

      – Она…

      – Все эти годы она была одна.

      «Любовь моя! Спасибо тебе за то, что ты была и есть. Спасибо тебе за то, что в мире есть второе “я” – наш сын. Спасибо тебе за то, что я все эти годы ощущал тебя – в одном воздухе, в одном мире, в одном дне и в одной со мной ночи. Я ничего не могу обещать тебе, кроме одного – моей любви. Я буду с тобой, как был. Мир кончится, если рядом со мной не будет тебя.

Максим».

      Самолет плюхнулся на краковский аэродром.

      – Не зря мы обменялись местами, – выдохнул Отто цу Ухер, – мое тринадцатое стало вашим счастьем: мы долетели без приключений.

      – В воздухе приключений не бывает, – ответил Штирлиц, – приключение – это если долго, а самолет падает ровно одну минуту, а уже на второй секунде вас хватит кондрашка: разрыв сердца – гарантия от воздушных приключений.

      Вечером в парикмахерскую к Коле пришел тот летчик, который вел самолет со Штирлицем. Знаком он показал Коле, что хочет побриться: на рукаве Колиного пиджака была маленькая метина «Ост». Летчик решил, что парикмахер не понимает по-немецки – откуда ему! – и похлопал себя по щекам. Коля улыбнулся:

      – Массаж?

      – О, массаж, – кивнул головой летчик и закрыл глаза.

      Следом за ним вошел бортмеханик и спросил:

      – Ты пришел спать или бриться?

      – Я пришел и спать, и бриться, – ответил летчик. – После рейсов с этими любимчиками Гиммлера нервы совсем сдают. Спаси бог, случись что-нибудь с самолетом…

      – Почему ты решил, что Штирлиц – любимчик рейхсфюрера?

      – Потому что его провожал помощник начальника политической разведки Шелленберга. И потом, я раз видел, как он говорил с Шелленбергом – они говорили чуть ли не на равных.

      Пилот был молодой человек, и ему нравилось быть осведомленным во всем, и особенно в том, что происходит наверху. Люди многоопытные эту свою осведомленность – необходимую или случайную – скрывают. Те, что помоложе и только-только соприкоснулись с жизнью «великих», наоборот, не могут не щегольнуть этой своей чуть усталой, рассеянной осведомленностью.

      – В