Проблем с запасом тяги тоже не существовало, мы снижались по такой энергоемкой траектории, что любого баллистика хватил бы удар.
– Даже Сильные расы не склонны к подобным экспериментам, – изрек Данилов, когда корабль снизил скорость. – Это же не просто энергоемко, это еще и опасно. Нагрузка на конструкцию…
Его по-прежнему давило техническое совершенство геометров. Когда-то прогресс общества мерили научными достижениями, производительностью труда, спортивными успехами отдельных людей. Данилов, видимо, оставался в плену подобных схем.
В отличие от меня.
Нет, я не знаю, чем на самом деле одна цивилизация превосходит другую. Дальностью путешествий? Прочностью сплавов? Неисчерпаемым доступом к энергии? Тогда геометры и впрямь верх совершенства. Впрочем, если взять ту тонкую материю, которую принято считать человеческим счастьем, то и здесь ситуация неоднозначна.
Ведь они счастливы…
Пусть, на мой взгляд, их общество лишено неизменных атрибутов свободы, пусть бесспорный прогресс в нем прикрывает казарменный аскетизм. Но ведь если взвесить баланс добра и зла, счастья и несчастья, то и тут Земля безнадежно проиграет геометрам. Тысячи таких «санаториев», как «Свежий ветер», в котором я удостоился чести побывать, не перевесят самой заурядной исправительной колонии на Земле. И если «всего лишь» девяносто процентов населения Родины считают себя счастливыми – нам абсолютно нечего им противопоставить. Не «золотые двадцать процентов», не тот слой населения самых развитых стран Земли, что ухитряется жить в комфорте и довольстве в задыхающемся от нищеты мире.
Я не знаю, почему мы лучше геометров. Я даже не знаю, что выбрали бы простые люди на Земле – гордую и нищую свободу или заботливый патронаж Наставников. Мнение Данилова и Маши – не в мою пользу.
Одно я знаю точно.
Если в этом погруженном во тьму мире, что стелется сейчас под нами – не верящими друг в друга, мечтающими о разном, абсолютно несовершенными людьми, если в этом мире есть хоть малейший шанс остановить геометров, отвлечь их от Конклава… такого ненавистного Конклава – я найду этот шанс.
Найду – или навсегда останусь во тьме.
– Петя, у геометров реально сесть – так? – спросил дед.
Я покачал головой. Нет. Нигде и никогда, если планета развита хотя бы до того уровня, который был на Земле в конце прошлого века, подобные посадки невозможны. Каждый стережет свое самое большое сокровище – небо.
Данилов откашлялся и монотонным, унылым голосом произнес:
– И поняли геометры, что подобная беспечность есть самое большое коварство… И убежали они в панике на другой конец Галактики, даже не потрудившись разобраться… Петр, если что – я пойду к ним летописцем. Получится?
– Получится, – согласился я. Данилов был не просто выбит из колеи – если уж его прежнее бесконечное балагурство выродилось в отчаянные попытки сострить.
Скорость скаута уже упала до каких-нибудь четырехсот-пятисот километров в час. Он несся над плоской, серовато-коричневой каменистой равниной. Как ни