– «Здоровый», ты все еще не настрелялся? Мы там знатно пошумели мужики, наверное, придется и еще.
Лес жил, лес кипел. Жил своей удивительной жизнью. Одно настораживает и пугает, совсем не видно его жителей. Даже птицы как будто все испарились, исчезли. Война толкает от себя все живое. Идем по лесу, а кажется, что по кладбищу. Наверное, потому что это и есть, одна общая, братская могила. Не важно, свои или чужие, но трупов кругом – тьма!
Где-то в стороне слышалась стрельба, но довольно редкая. Как будто люди боялись нарушать тишину леса, но все же тревожили ее – мертвую тишину живого леса. Выйдя на небольшую полянку, открылась страшная картина: множество погибших солдат обеих армий. Кругом были люди, неживые, но люди. Страшно, очень страшно все это видеть. В XXI веке и не представить себе такое. Смердело, запах разложения густо висел в воздухе.
Невдалеке простучал немецкий пулемет, как швейная машинка прострекотала. Любой звук на войне хочется сравнить со звуками мирной жизни. Порой получается, но не расслабишься – нельзя. Поляну пересекли ползком и чуть не наткнулись на немцев. Те шли широкой цепью, нас заметили сразу.
Перестрелка началась резко, выстрелил карабин, с хрустом треснула мосинка. Кто-то из наших кинул гранату, да не одну. В ответ летят и немецкие гранаты. Взрывы раздались близко, заставив вжаться в землю. Осколки, не разбирая дороги, свистят вокруг. Что-то обжигает ногу, не сильно, сразу и не заметишь. Лишь тепло, быстро переходящее в жжение, растекается по ноге, заставляет опустить глаза. Штаны окрашиваются в красный цвет. Вроде и не больно, но панику не заткнешь. Блин, твою мать! Ранило. Черт, тут даже антибиотиков нет. Так – стоп. Надо эту панику прекращать, до добра не доведет. Вон, лежавший рядом казах увидел, что я ногу разглядываю, посмотрел и кинулся ко мне. Встав почти в рост. Сейчас приставать начнет.
– Куда, дурак! – я выматерился. – Мурат, не время, тут не очень серьезно, даже не больно, – попытался я пресечь деятельность казаха, уже начинавшего осмотр.
– Ага, так я и поверил, – он достал нож и прицелился резать штаны.
– Ты чего удумал, демон казахский?
– Штаны резать буду. Сам ты демон, – спокойно продолжал друг.
– А я чего, в одних портянках потом пойду? Сниму сейчас, по сторонам смотри, – кое-как снял штаны, боль и вправду была несильной. Как ни странно, но страха не было. Как будто с уже затянувшейся ранки корку отодрали, щипало да подергивало немного. Казах сноровисто полил водой и забинтовал. Пока бинтовал, его и самого чуть не пристрелили. Пули свистели прямо над головой. Ранка была чуть выше колена. Нога гнется, короче нормально, лишь бы грязь не попала. Одевшись прямо лежа, кивнул Мурату в благодарность, он кивнул в ответ и отполз за соседнее дерево.
Мы рассредоточились в пределах видимости. Стреляли куда-то, теперь и я понял, зачем стрелять вслепую. Когда пули свистят, поневоле будешь лежать, это сдерживает атаку. Я тоже стрелял, просто так, больше в направлении. Потихоньку все затихло, раздавались лишь одиночные, скупые выстрелы. Но долго нам лежать нельзя, немцы могут дождаться подкрепления – и тогда точно хана. Найдя глазами казаха, я показал ему сжатый