С чего же так орать ночами,
Как морж или медведь,
С чего же все на свете путать,
Котенка под рубахой кутать,
Штанов, по сути, не иметь.
Жить обреченным явно на смех,
А между тем спокойно, насмерть,
Блевотиной освободя,
Жить для себя.
Качайся в смехе, покачайся,
Но ты особо не печалься,
Сегодня – точно не помру.
Я комнату спокойно отопру,
Ботинки в сторону отброшу,
Чернил налью в твою галошу,
Рукою об руку потру.
Прощай, мое сокровище, —
Нелепые слова,
Но как от них укроешься —
Кружится голова.
И мартовская талость
Бросается и рвет.
Мне докружить осталось
Последний поворот.
До невозможного вкусные пирожки
Голод
пополам
режет,
Настроение
плачет…
И вдруг:
«Пирожки
свежие,
Свежие
и горячие,
Лучшие в мире…»
Лизнул слюну с губ —
«Берите
четыре
За руб».
Рассказывать об этом можно
И в стихах
и устно,
Пирожки до невозможного
Вкусные.
«Друг мой, я очень и очень болен…»
П. Финну
Друг мой, я очень и очень болен,
Я-то знаю (и ты), откуда взялась эта боль!
Жизнь крахмальна, – поступим крамольно
И лекарством войдем в алкоголь!
В том-то дело! Не он в нас – целебно,
А, напротив, – в него мы, в него!
И нелепо ли бяше! – а лепо,
Милый Паша, ты вроде Алеко
И уже не помню кого,
Кто свободен руками, ногами,
Кто прощается с Соловками!
А к тебе обращается узник,
Алексеевский равелин…
Есть у раздражения самовыражение…
Есть у раздражения
Самовыражение.
Дверью – хлоп,
И пулю – в лоб.
Ах, как всем досадил!
И лежит в гробу – костюм,
Новые ботинки,
Галстук на резинке.
Две вдовы
(Две жены)
К случаю наряжены.
Он лежит – уже ничей
В ожидании речей.
Караул! Караул!
Вот почетный караул.
Хорошо ему в почете,
Жалко, ноги протянул.
Говорю ему – привет,
Ты – туда, а я – в буфет.
«Живет актриса в городе Москве…»
Живет актриса в городе Москве…
Чего ж актриса суетится?
Актриса в зеркальце глядится,
Глаза хохлацкие – в тоске.
В глазах – хохлацкая тоска.
Давай, актриса, потоскуем —
Как жаль, что ты не потаскуха, —
Тебя бы проще приласкал.
Что стих! Ладонь на голове
Или на лбу разгоряченном,