– Ну, чего тебе рассказать, – начал Николай, закусивши. – Работал водителем всю жизнь, как ты, наверно, догадался. Видишь, коллекцию подсобрал, – он махнул в воздухе рукой на стеллажи и витрины. – Первую машинку родители подарили, вон она стоит.
Это была 21-я «волга» бордового цвета, красивая хромированная машинка.
– Я еще ее называл «машина победы», – Николай продолжал любоваться моделью. – Тогда их много по дорогам ездило, сейчас только в мае можно увидеть на праздник, а тогда еще было за счастье на ней прокатнуться. Такая машина! Не всем ее давали, а только тем, кто заслужил действительно за какие-то подвиги и рекорды. А сейчас, – Николай смахнул воспоминание рукой, присел было с тоской на диван, но и поднялся быстро.
– Ты знаешь, я ведь на скорой десятки лет работал. Был у меня в жизни случай… – он запнулся, но тут же продолжил разговор. Видимо, много раз уже «тот случай» проживал в себе, проговаривал, и он не угас до конца. Что-то невозможно было забыть, и Николай научился проматывать быстро, незаметно, на первый взгляд, прокручивать на ускоренной перемотке. Ну, а когда вспоминал про него, тот случай, или при разговоре приходилось спотыкаться об него, то после всех слов, сказанных собеседнику, от многолетних тяжелых дум, оставшись один, в постели перед сном перемотку эту возвращал и просматривал в замедленном режиме, шлифуя и оттачивая всё до скрупулезных подробностей. При этом он до странного инстинктивно извивался, корчился в постели и непроизвольно издавал разнообразные пугающие самого себя звуки, стонал, по-простому говоря…
Антон сам уже готов был потянуться за бутылкой. Николай опередил его движение руки, властно отвел ее в сторону.
– Не надо, – он очень выразительно посмотрел поверх Антоновых глаз, выдохнув и взяв опять бутылку в свою большую руку, подтвердил свое право оставаться на разливе. И это не представлялось теперь Антону таким простым делом. Еще по подъездам в компании своих сверстников кто-то выбирался ребятами на разлив: все пили, а один веселый товарищ тоже пил, но разливал на всех. И тогда почему-то казалось, что выбирают по каким-то особым заслугам. Юношескому уму этого было не понять, почему, например, разливает он, а не я?.. Сегодня разливал Николай. Он опять наполнил два граненых стакана до краев.
– Если сразу не можешь, выпей половину, я уж так разливаю, давно не приходилось.
Николай как-то сразу погрустнел, осунулся, посмотрев на полный свой стакан с таким видом, что, мол, ничего уже не поделаешь, это неизбежность, поднес его ко рту, широко криво его открыл во всю глотку и готов был уже влить содержимое стакана без продыха.
– А, слушай, я уже начинаю… Давай хоть чокнемся.
Они поспешно чокнулись, и он опрокинул