Она взгрустнула и прочитала публике трогательную записку Джин, написанную перед смертью сыну:
«Диего, милый, прости меня. Я больше не могу жить с такими нервами. Это повторяется снова и снова. Крепись. Ты знаешь, как я люблю тебя. Мама».
Строгие нотки в Катином голосе куда-то пропали, и она почувствовала новое незнакомое волнение, смутное, но настойчивое ощущение сострадания и жалости. Как страшно представить Джин Сиберг мёртвой, лежащей на полу своего автомобиля в летнем синем платье в белую полоску. Ей только 41 год… Бедная… Без вины виноватая…
И вдруг все Катины осуждения и претензии отступили. Милосердие победило диктатуру разума.
Как хорошо, что слезы не кричат, что они безмолвны, подумала Катя, вытирая мокрое лицо руками…
В зале висела тишина. Катя слышала тиканье своих часов. Безжалостный циферблат жизни. Часы бьют. Всех. Но сегодня Катя укротила время, и оно будет ждать, пока она не выполнит до конца свою миссию…
Говорить только о литературе, никакой личной жизни, приказала себе Катя. Сложность была в том, что литература и жизнь Гари – единое целое. Писание в его жизни была сама жизнь. Его романы, как и жизнь, были постоянным восхождением. Писатель отвергал эгоистическое самодовольство, его беспокоило мучительное одиночество современного человека, живущего в многомиллионном городе, внутренняя опустошенность, фальшивая мораль. Все свои надежды он возложил на нас, на наше нравственное Возрождение.
Катино лицо пылало, она уже не могла стоять на месте и ходила по залу, всматриваясь в незнакомые лица, ища в глазах искры взаимопонимания и поддержки. В данный момент ей было абсолютно всё равно, как она выглядит, в порядке ли её непослушные пышные волосы цвета венецианского золота, главное сейчас установить сердечное доверие, зажечь в их душе вечный огонь человечности. Искренне волнение Кати передалось слушателям.
– От недостатка ума и сердца многие думали, что Гари автор на последнем дыхании, что ничего нового он сказать уже не может, приклеив ему этикетку голлиста и старорежимного человека, подтолкнув его этим к мистификации и смерти. Создание Роменом Гари в 1974 году писателя Эмиля Ажара не имеет эквивалентов в истории литературы! Ажар – это апофеоз гениального выдумщика Гари, сила и богатство его творческого воображения. Как печально, что в Эмиле Ажаре (ведь даже псевдоним был выбран не случайно) современники не узнали Ромена Гари с его чувствительностью, своеобразием, единственностью.
«Если они сами не могут догадаться, кто сегодня le grand écrivain en France, tant pis pour la France», – и Гари родился заново с девственной чистотой первого романа «Голубчик» под псевдонимом Эмиль Ажар. Колоссальный успех. Критика в восторге: «Голубчик» – очень серьёзная книга… открытие нового направления – психолитературы». Ажар заставляет читателя принять «ажарский язык», «ажарский стиль», лингвистический беспорядок, выражения наоборот, не рациональное мышление – настоящий ажаризм. Он жонглирует