– Дайте мне в руки меч, господин шериф. Хоть я и ранен, я стану сражаться с вами и вашими воинами до последней капли крови.
– Нет, жалкий негодяй, – ответил шериф, повернувшись к Уиллу Стьютли и глядя на него с неумолимым видом. – Не будет тебе меча, ты умрешь низкой смертью, какая и подобает подлому вору.
– Тогда развяжите мне руки, и я сражусь с вами и вашими воинами без оружия, одними кулаками. Я не прошу оружия, прошу лишь смерти в бою.
Шериф громко рассмеялся:
– Что, свело твой гордый живот? Исповедуйся, жалкий плут: сегодня тебя повесят там, где сходятся три дороги, и пусть всякий увидит, как тебя вешают, пусть воронам да галкам будет что поклевать.
– Подлая ты душа! – воскликнул Уилл Стьютли, скрежеща зубами. – Трусливая собака! Если встретишься моему предводителю – дорого заплатишь за то, что сотворишь сегодня! Он презирает тебя, равно как и все достойные люди. Разве ты не знаешь, что ты и имя твое – главный повод для шуток у всякого храброго йомена? Подлый трус! Такой как ты никогда не одержит верх над отважным Робином Гудом!
– Ха! – в гневе вскричал шериф. – Вот, значит, как? Твой, как ты его называешь, предводитель насмехается надо мной? Что ж, сейчас я пошучу над тобой – и невесело пошучу! Тебя четвертуют, оторвут ноги и руки, одну за другой, сразу после того, как повесят!
Он пришпорил лошадь и больше не сказал Уиллу Стьютли ни слова.
Процессия прибыла к воротам, через которые Стьютли увидел просторы, расстилающиеся за городской стеной, горы и долы, одетые в зелень, а вдали – темную полосу Шервудского леса. Он увидел закатный солнечный свет, падающий на поля, рдеющий на крышах хлевов и фермерских домов. А когда он услышал вечернее пение птиц, блеяние овец на склоне холма, когда увидел ласточек, носящихся в синем небе, сердце его преисполнилось тоски и из глаз заструились горькие слезы, так что он едва мог видеть. Стьютли опустил голову, чтобы народ, увидев его слезы, не решил, будто он малодушен. Так, с опущенной головой, он и ехал, пока процессия не миновала ворота и не оказалась за пределами города. А когда он поднял глаза, сердце чуть не выскочило у него из груди – и потом замерло: он увидел лицо одного из своих товарищей. Поглядев по сторонам, приговоренный повсюду увидел своих друзей, надвигавшихся на охранявших его воинов. Внезапно кровь прилила к его щекам: на мгновение он увидел в толчее Робина Гуда и понял, что весь их отряд здесь. Но между ним и товарищами был строй стражников.
– А ну прочь! – послышался властный крик шерифа, на которого со всех сторон наступала толпа. – Вы что наседаете, негодяи? А ну назад, кому говорю!
Начался шум, и в поднявшейся суматохе кто-то из толпы попытался прорваться сквозь строй всадников к телеге. Стьютли увидел, что это был Малыш Джон.
– Эй, ты, не лезь! – крикнул стражник, которого Малыш толкнул локтем.
– Сам не лезь! – ответил Малыш Джон и тут же огрел стражника по голове, отчего тот свалился, как