Среда. 7 декабря.
Обедали у Некрасова. Гелеодор, сильно свирепствовавший в пользу Клейнмихеля[94] и потому прозванный advocat des causes perdues[95], Толстой, Бекетов, Иван Иваныч с супругой. Перед обедом был Гончаров – он поступает в цензора. Толстой вел себя милейшим троглодитом[96], башибузуком и редифом. Он не знал, например, что значит цензурный комитет и какого он министерства, потом объявил, что не считает себя литератором[97], и т. д. Мы проехали к больному Тургеневу, и там сей лаз[98] объявил, что удивляться Шекспиру и Гомеру может лишь человек, пропитанный фразою.
Пятница. 9 декабря.
…Вчера утром ездил, получал деньги из конторы «СПб. ведомостей», был у Палацци и у портного, заезжал к Тургеневу. Вечером я, Панаев и Толстой поехали на дачу Галлера. ‹…›
Меня начинает сокрушать поведение Саши Жуковой[99], но сокрушать, пленяя. Это особый тип русской гризетки, о котором стоит подумать. Толстой тоже пленен ею до крайности.
Суббота. 10 декабря.
Пятница была проведена таким образом: утром набрасывал фельетон и исправлял статью о Гончарове[100], которой я доволен. Обедал у брата ‹…›. Конец вечера, то есть до 1½, провел у Тургенева, где по случаю болезни хозяина происходят отличные рауты. Были Надя, Краснокутский, Фредро, Маркевнч, Жемчужников, а потом Иславин, Толстой и Панаев ‹…› был спор о Саше и Наде[101], однако и изящному посвятили несколько времени, читая сцены из комедии Островского «Не так живи, как хочется». Груша в комедии всех пленила.
Понедельник. 12 декабря.
Воскресенье – день истинно башибузукский, дикий и глупый. Из дома выехал я в 7 часов к Иславину[102]. Ждем Толстого до 9 – вотще. Заезжаем к нему, нам говорят, что он, Тургенев, Соллогуб и другие лица в Hotel Napoléon. Что бы это значило? Едем туда, и дело объясняется. Башибузук закутил и дает вечер у цыган на последние свои деньги. С ним Тургенев, в виде скелета на египетском пире, Долгорукий[103] и Горбунов. Пение, танцы, вино и прочее. ‹…›
Среда. 14 декабря.
…Явился вчера приехавший Васенька Боткин, а за ним Гончаров. Беседовали, сообщали новости, любезничали ‹…›. Пришли Языков, Панаев и Тургенев с обеда у Ковалевского, Тургенев в великом озлоблении на башибузука за его мотовство и нравственное безобразие[104].
Четверг. 15 декабря.
Обед у Некрасова. Были Тургенев, Толстой, Дудышкин, Иславин и Васенька[105]. Говорено было о русских критиках, о каком-то Реймерсе[106], ухитрившемся растолстеть, сидя на Четвертом бастионе Севастополя. От 7 до 9 у Казанского моста, где я ждал увидеть мою черкесенку но увы, ее не было. Иславин и Толстой показывали, как башибузуки беспутствуют в Адрианополе ‹…›. Затем, что-то съев в кондитерской Пассажа, прошли к Ивану Сергеевичу. Там были Айвазовский, Кемецкий, Маркевич, Фредро, Огарев, Долгорукий, Горбунов и Эдельсон, рыжий господин не