Как она писала сыну в мае, она хочет, чтобы он «обосновался в Америке для всего… и превратил глупость и жадность агента в великое будущее… Поэтому повторяю: оставайся в Новом Свете; если произойдет самое худшее, если Старый Свет падет, чего Господь не допустит, Новый Свет станет для нас новой родиной».
Этот замысел обсуждался и после возвращения ее сына в Европу (видимо, временного) в 1849 г. «Альфонс… твердо решил вернуться, – сообщал Лайонел, повидавшись с кузеном в Вильдбаде. – Мы говорили в общем об американских делах, но это все. И дядя Джеймс, и Альфонс много думают о том, сколько денег можно заработать в Америке, и желают продолжать там дела, так что он во всяком случае вернется». Сам Альфонс говорил о том, чтобы «перевести тамошние дела на более удобную основу», когда он вернется в Америку, и Кастеллане не сомневался, что вскоре Альфонс снова оставит Париж, «чтобы основать Нью-Йоркский дом». Даже в самом Нью-Йорке «повсюду знали, что барон Альфонс вернется в Штаты».
Однако этого не произошло; данное упущение, вероятно, стало единственной величайшей стратегической ошибкой Ротшильдов. Нелегко объяснить, почему так случилось. Судя по письмам Бетти, одной из причин послужило то, что Альфонс не смог отказаться от удобств парижской жизни ради менее утонченной жизни в Нью-Йорке. Мать долго убеждала сына; она рисовала ему будущее в розовом свете, намекая на то, что после первых двух лет повседневную жизнь предполагаемого нового дома можно будет поручить «временному агенту до того времени, как кто-то из семьи или, позже, твои братья захотят время от времени приезжать туда на несколько месяцев… Как только дом будет основан, ты можешь сразу же вернуться к нам, милый сын, в то же время присматривая за человеком, который заменит тебя…». Да и лондонские партнеры были не в восторге от этой затеи, хотя они продолжали подозревать, что Белмонт «спекулирует нашими деньгами». По мнению Бетти, Лайонел и его братья «относились к проекту неопределенно». Они «беспокоились, что Париж все меньше в этом участвует, и предпочли бы видеть там агента. Но этим агентом может стать лишь Давидсон, который много работает в их интересах».
Наверное, самым убедительным объяснением все же будет то, что Белмонту наконец удалось убедить Джеймса в своей незаменимости. К тому времени он прочно утвердился в США, и его общественное положение и политическое влияние росли почти так же стремительно, как и его личное состояние. В 1849 г. Белмонт объявил о своей помолвке с Кэролайн Перри, дочерью коммодора Военно-морских сил США Мэтью Гэлбрайта Перри и, как подчеркивал Белмонт, выходцем из «одной из наших лучших семей». Через четыре года, при неожиданной смене ролей, Белмонт сам приехал в Европу – в роли американского