Таким образом, благодаря Фрейду у нас появляется шанс увидеть что-то такое, что позволило бы подойти к определенного рода явлениям с некоторой научной строгостью. Вот что мне во всем этом кажется интересным. К тому же, это то единственное, что оправдывает сохранение тех рамок, внутри которых психоанализ функционирует. Это позволяет научно подойти к чему-то такому, что не следует преждевременно определять как область. Я не стану утверждать, что речь идет об основании научной психологии. Научность здесь заключается в возможности опереться на что-то такое, что мы знаем достаточно, чтобы от самого термина познание в данном случае дистанцироваться. Речь идет о чем-то другом. Между тем, что представляет собой научная артикуляция, с одной стороны, и тем, что в натуралистский, по сути дела, термин познание испокон века вкладывалось, пролегает пропасть.
В настоящее время лингвистика еще только складывается как дисциплина, и иллюзий на этот счет строить не надо. Возникает, однако, чувство, что в некоторых отношениях ею были получены серьезные результаты. Когда Якобсону удается упорядочить фонематическую систему французского языка – перед нами неоспоримый успех. Это не бросает свет на человеческую природу или глубины человеческой души, но это прекрасно работает. Теперь мы знаем, что можно во французской фонематической системе артикулировать. Это несколько иное знание, нежели то – тоже знание в своем роде – которым обладает всякий носитель французского языка.
Какова природа знания, необходимого для того, чтобы говорить на родном языке? Задаться этим вопросом, значит тут же поднять множество других. Что означает – знать японский язык? Ведь сюда входит множество вещей, о которых человек не может сказать, что он их знает, покуда он не научится их артикулировать.
Способность ощутить как следует двусмысленность знания на уровне работы речи необходимо каждый раз подтверждать заново – только тогда и можно отдать себе отчет в том, насколько тесно это связано с тем, что происходит в анализе. Ибо в анализе вы как раз с этим и имеете дело – перед вами человек, который вам что-то рассказывает, и вы замечаете, до какой степени двусмысленно то, что он знает, то есть то знание, которое имплицитно заключено в том, что он говорит, и о котором он не имеет, в конечном счете, ни малейшего представления, так как выслушивая его определенным образом, вы обнаруживаете, что слышите нечто совсем другое.
Операция эта была бы крайне непонятной, если бы в трех