В восемь утра опять на работе. И так много, много дней.
И лишь изредка, в красный вечерок, когда садящееся солнышко окрашивало и облака, и деревню, и строящийся его дом в нежный малиновый цвет, Силантий отрывал себя от работы, бежал к жене, к дочкам, звал их за собой, и они все вчетвером садились рядком на речной бережок, на бревнышко, что под самым их домом, и Силантий говорил:
– Поглядите-ко, деушки вы мои, какой домик-то у нас с вами красивенькой будет.
Он привставал с бревна, очерчивал рукой на земле квадрат и мечтал:
– А вот тут баню построим. Станем в ней париться и прыгать в речку. Купаться будем и ногами дрыгать. Хорошо ведь это дело будет, деушки, а?
– Знамо дело, хорошо, – соглашалась Феклиста и тоже мечтала: – Скорее бы уж, Силантьюшко.
– Ладно-ладно, не у чужих людей всяко живем, и не на улице. Маленько-то можно и подождать.
Хотя, конечно, как мог, торопил он тот момент, когда можно будет перебраться в свое жилище.
Момент этот настал перед самой войной. В конце мая сорок первого Силантий пришел к тетке своей Прасковье Семеновне, пал ей в ноги и сказал хорошие слова:
– Спасибо тебе, тетушка, что приютила ты нас да обогрела. Век не забудем тебя и твою доброту. Спасла ты нас после беды нашей.
Несчастье то случилось не только у Силантия. В пожар сгорело в деревне девять домов, в том числе и его. Но люди помогли друг другу, и деревня опять отстроилась, опять потекла привычная жизнь.
Прасковья с оханьями да с причитаниями: «Жили бы да жили с деточками-то, мне ведь веселее с имя», – помогла семье собраться и перенести в новый дом вещи.
А дом Силантий до войны так и не достроил. Не успел.
Он с женой да малыми детьми жил на летней половине, где была налажена кухня и комната через перегородку. А переда – большая горница, откуда открывался вид на речку, стояла под общей крышей, но без пола и без потолка. Только висели над передами стропила и потолочные крепкие балки. Да еще были застеклены окна, чтобы не залетал в них снег, не проливал дождь. Да лежали на земле лаги. Была бы у Батагова хотя бы весна, он бы закончил и переда. Но зимой его забрали на фронт. И он так и не нагляделся на речку из своей передней.
Вот теперь, вдали от дома, Силантий просыпался в казарме по ночам и размышлял о том, как же будут выглядеть и горница, и весь дом, когда он закончит строительство. Где он устроит свою маленькую мастерскую? Там будут храниться его топоры, два рубанка и фуганок, уровень, норвежская напарья[1], то да се… Мало ли еще чего прибудет в хозяйстве.
Не успел он закончить и поветь. А как без скотинки, без ввоза для заготовки сена? А где будут висеть его рюжи[2] и сети?
Эх,