Веселая жизнь в отделе перевода меня устраивала. Когда фильм был сложен для перевода и, смотреть его должен был созерцать большой начальник нашего правительства, я бежала в ресторан Дома Актера и там, через огромные окна витрины вытаскивала не очень трезвых, но замечательных профессиональных переводчиков на работу. Они что-то жуя, тогда жвачки не было, приглаживая волосы, поливаясь обильно одеколоном, который я им предусмотрительно приготавливала, затягивая галстук, садились за пульт как новенькие.
Наши шалости нас безумно радовали, кроме моей мамы и брата. Они считали, что это неподходящая компания для меня. Мне нужно высшее образование.
– Ты к 20 годам ничего не успела, – слушала я справедливую отповедь близких людей. – Ты прыгаешь как птичка, а нужно поступать в институт, – закончила мама, строго поджав губы.
– Хорошо – беззаботно ответила я. – В какой ты предпочитаешь?
В результате переговоров решили, что раз я работаю в киноиндустрии, буду поступать на киноведческий факультет.
Экзамены я благополучно завалила из-за полной легкомысленности. Я написала творческие работы, а на общеобразовательных, заболела, довольно тяжело. Просить помощи у Марка, который был в очередной творческой командировке, я не стала и завалилась. Ругали меня все – мама, брат, его семья – в общем, справедливо. Но, я закусила удила и не хотела, чтобы меня как Саню, как вещь ставили, то на одно место, то на другое. Я решила, что найду его сама. Так, что истории перехода всех нас на работу на благо киноискусства не произошло. Может и хорошо.
Приняв решение, я готова была его реализовывать. Как, не знала. В таком задумчивом, нерешительном состоянии я зашла к маме в институт, где работали самые известные театральные критики. Пока я поднималась по торжественной лестнице особняка, в котором располагался Институт Искусств, я встретила несколько, знающих меня еще с детства искусствоведов. Увидев мою печаль и прослушав гнусавую историю про то, что «жизнь, конечно, закончена» потому что я не поступила в высшее учебное заведение, и теперь не могу показаться маме на глаза.
Оба академика страшно порадовались моей проблеме и взялись ее решить. На спор, как профессор Хиггинс и полковник Пикиринг они взялись подготовить меня за месяц, который оставался до экзаменов так, что мне даже не понадобятся шпаргалки.
Мне ничего не оставалось, кроме как поблагодарить и согласиться, хотя Галатеей я себя чувствовала не вполне.
Кто же знал, что напор, которым обладали пожилые джентльмены, превратит меня в пластилиновую массу, из которой они слепили вполне приличного абитуриента.
Я поступила на вечерний факультет и меня устроили на работу в Ученый совет престижного театрального вуза. Кто же мог знать, что вовсе