– Я пытался с ней поговорить, но она молчит. Просто в ужасе, как будто я также пришел за ее телом. Штейр рядом, но от этого ей легче не становится. Совсем наоборот. Как такое могло произойти? – Он вовсе не просил моего совета. Спокойно и взвешенно проговаривал ситуацию, словно на диктофон.
– Может, он негласно посвятил ее в рабыни?
– Он прекрасно знал, что подобное без моего участия не произошло бы. И еще, меня беспокоит Никея. Либеральность ее взглядов относительно нарушения принципов. Два года назад я закрыл глаза на инцидент, произошедший с ее подачи на "Большой охоте"*. У меня вопрос. Кто из них, теоретически, стал зачинщиком подобного беззакония?
– Не проще ли обоих исключить из клуба? – я опасался, что блеск в моих глазах при мыслях о несоблюдении добровольности выдаст с головой. Так или иначе, это были просто фантазии, но все же…
– И позволить им извращаться над Темой дальше? Доказывая, что нижние лишены прав? Сколько неофитов попадется в эту ловушку? – Анубис наклонился, пристально вглядываясь в мое лицо. – Управлять недостаточно проинформированными особами очень легко, правда ведь?
От волнения я непроизвольно вцепился пальцами в подлокотник кресла. Сейчас я был просто прибит железной волей своего наставника. И это при том, что он ни разу не повысил голос!
– Алекс, не понимаю тебя. – Я оглянулся, словно опасаясь увидеть Юльку в кабинете. Глаза Анубиса застыли, сменив цвет с зеленого на темно-серый. Казалось, неуловимый сканер считал все мои мысли и потаенные желания.
– С каких пор ты перешел на детей? Ей есть 18?
Поворот поразил своей внезапностью, и я не успел прикусить язык и надеть «покер фейс».
– При чем тут Юля?
– Она не саба, верно? Что она делает в клубе, в таком случае? Ты знаешь правила. Цель ее нахождения здесь?
– Я сделаю ее своей. Вопрос времени, – более уверенно заявил я, ощутив неприятный холодок. – Только времени.
– Почему бы нам с тобой не выяснить это прямо сейчас? Красс сегодня в восьмом блоке со своей новообращенной. Они не станут возражать против зрителей. Что, если я покажу ей, что именно ты хочешь из нее сделать, а потом выясню ее мнение на этот счет?
В этот самый момент оборона самоконтроля дрогнула, а артобстрел бездушных аргументов ударил в образовавшиеся разломы.
– Не трогай ее. Она моя! – прорычал я, расплескав кофе.
– Я повторю. Она знает, чего ты от нее добиваешься? Не думаю. Тебя заводит беззаконие других. Ты решил, что можно брать все, что плохо лежит, придавать ему свою форму и не спрашивать согласия. Дима, ты меня огорчаешь.
– Ее сабмиссивность спит. Но она есть! – Необходимость оправдываться бесила, но молчать я не намерен.
– Хорошо. Приведи ее. Правила ты помнишь. Пусть станет на колени.
– Нет.
– Почему? Я отвечу. Ты мыслишь, как подросток. Извини за грубость, у тебя не голод, а банальный недотрах. У тебя глаза горят, ты хочешь ее сломать, не думая о последствиях. Уйми свое