Мелькнула, конечно, мысль, что вызов в столицу может быть как-то связан с предсказанием старого характерника, но мне она показалась бредовой. И все же, повертев в руках футляр с пистолетом и единственным подходящим к нему патроном, я бросил все это в сумку, как и пояс, на котором имелись уже два кармашка под карликовые пистолеты.
Ажиотаж сборов продлился недолго, и через час все было готово, но это не принесло спокойствия в наш дом. Чиж решил изобразить из себя шрековского кота и начал проситься в столицу. Конечно, где-то на задворках сознания мелькнула мысль взять парня с собой – сам бы в его возрасте начал канючить, но настойчивость пацана немного перешла разумные границы, что и привело к отказу. К тому же я туда точно не на именины еду.
– Давай договоримся так, – остановил я очередную просьбу парня, – если поеду в столицу развлекаться, а не по вызову начальства, обязательно возьму тебя с собой. И даже Корнея Васильевича прихватим.
– Больно нужно, – проворчал сидевший с нами за обеденным столом оружейник и явно покривил душой.
– А пока прекрати канючить и веди себя как мужчина, – решительно закончил я неприятный разговор.
К чести Чижа, он тут свернул свои попытки надавить на мою жалость.
Увы, с тяжелыми разговорами в этот день покончено не было. Правда, разговаривать пришлось не с Чижом и не у нас дома.
Скорее всего, судье о моем отъезде настучал именно полицмейстер, но винить нашего Аполлона не за что. Мы уже практически сели ужинать – и тут опять зазвонил телефон. Сразу почему-то вспомнились стихи Чуковского. Там с телефоном тоже было не все в порядке.
Звонил секретарь судьи и передал просьбу прибыть на семейный ужин в особняк Бабичей. Ехать туда мне совершенно не хотелось, но придется. Решив, что там меня покормят, я уехал практически с пустым желудком. И очень даже напрасно, потому что никакого семейного ужина не было и в помине. Встретивший меня лакей провел в кабинет хозяина, где тот потихоньку наливался коньяком. Похоже, сей напиток и станет моим ужином.
Разговор не заладился с самого начала.
– Игнат Дормидонтович, – дождавшись, пока я усядусь, произнес Бабич, – надеюсь, вы понимаете, что все происшедшее должно остаться в строжайшей тайне?
Если честно, я разозлился, причем старик во мне даже не стал сдерживать юношеские порывы.
– Вы серьезно?
Не знаю, о чем подумал судья, но тяжело вздохнул и растер ладонями лицо.
– Простите, Игнат Дормидонтович, я начал не с того. Нужно было сразу сказать, что отныне большего друга в этом городе у вас нет и не будет. Можете полностью рассчитывать на мою поддержку, даже если мне придется для этого преступить закон.
Речь судьи стала твердой и даже жесткой, что подтверждало его искренность, но подобные жертвы от вернейшего слуги этого самого