Она занималась сексом только в попку и никак иначе, просила делать только так. Я не возражал, даже нравилось. Я привык к ней, она ко мне. За все время Нуне ни разу не разделась, ей нужен был только минутный секс и не более. Мне хотелось ее погладить, даже поцеловать. И вообще, эта история изначально неправильная, такого просто не должно было случиться и уж тем более продолжаться. Какой-то полный бред моей фантазии. Теперь я ее не караулил на площадке, она звонила и спрашивала: «Можно?», я всегда отвечал «Да», тогда она говорила: «В пятнадцать» и клала трубку.
Спустя несколько месяцев Нуне впервые проявила эмоции. Я это почувствовал раньше, чем она приоткрыла губки, сперва просто ахнула, потом, захлебываясь, простонала и опять ахнула. Постепенно она раскрывалась, становилась все более и более открытой, все более и более свободной. И уже не стояла и не ждала меня как обреченная, а, поглаживая мой пенис, сама опускалась на него.
Потом от Ромки узнал, что она выходит замуж, но, когда спросил у Нуне, она не ответила, а впервые чмокнула в щечку. Действительно, через месяц у нее состоялась свадьба, отец Амаяк и мать Наира, похоже, этому были очень рады. Несколько раз даже видел ее жениха Ваграма, деловой, в костюмчике, блестит, как будто сняли с полки, а вот глаза колючие. Думал, что все, расстались, на том и кончилось, но неожиданно Нуне позвонила и спросила: «Можно?».
В этот раз она разделась догола, и я впервые увидел ее такой, какая она есть, тонкая талия, широкие бедра и плечи. Небольшая, почти детская грудь. Она выглядела как-то неказисто, но эту ломаную пропорцию в ее теле стало видно только сейчас, в одежде все иначе. На ней остались только одни очки, наверное, испортилось зрение, она их сняла и аккуратно положила на мой столик. Я стоял и любовался ею. В этот раз она улыбнулась, по-настоящему улыбнулась, от чистого женского сердца.
– Раздвинь диван, – единственное, что она попросила.
Это был самый удивительный секс. Спешить было некуда. Нуне раскрылась и уже не боялась потерять свою девственность, ее она отдала своему мужу, которого не знаю, любит или нет. Я радовался тому, что со мной была женщина. Та, которую, как-то уж странно, но любил. Она просила: «Если закричу, закрой мне рот, прошу!». Она не удержалась, сперва тихо, как бы проверяя себя, а потом резко вскрикнула… Я не успел… Она прижалась ко мне и, утробно рыча, заплакала.
Цветок тянется к солнцу, поворачивает свой бутон вслед за лучами, стараясь поймать как можно больше тепла и той энергии, что питает его. Цветок тянется и распускается. Наступает момент, когда он раскрывает все свои лепестки, и в этот короткий момент своей жизни он манит к себе пчел и шмелей, всех тех, кто питается его нектаром. Это короткий период его жизни. Дальше он увядает и осыпается. Остаются только зеленые, ничем не примечательные листья, которые можно спутать с простым сорняком. Многие его выдирают с корнем и бросают в гниющую кучу.
Пройдет год или два, и Нуне изменится. Представляю, какой она станет, как ее мать Наира,