– Никифор Львович, произошло досадное недоразумение… – заискивающе зачастил Машин шеф. Этого она вынести не могла!
– Просто ваш сотрудник не умеет держать при себе свои руки! – яростно выпалила она, смело глядя бандитскому боссу прямо в лицо.
– Она уже уволена, Никифор Львович, – трусливо заявил Машин шеф, заставив ее взглянуть на него со всем ее презрением.
– Не стоит торопить события. – Никифор Львович оглядел разозленную и растрепанную Машу с ее оторванными пуговицами и постановил: – Ее вины в случившемся нет. Сейчас Керубино перед ней извинится, и будем считать инцидент исчерпанным.
– Никифор Львович! – взревел тот с пола подраненным зверем. – Мне извиняться перед какой-то шлюхой?! Да она меня, между прочим…
Он не успел договорить, получив от Маши носком туфли под ребра. Она тут же отскочила, потому что он, взревев еще громче, начал подниматься, с явным намерением расправиться с ней за все.
– Керубино сейчас перед девушкой извинится, – по-прежнему не повышая голоса, но тоном «я что, непонятно объясняю?!» повторил Никифор Львович.
Пыла у Керубино резко поубавилось. А может, и ржавые контакты уже встали на место, заставив вспомнить, что его босс и сам проявлял к Маше интерес. Во всяком случае, поднявшись, кидаться на нее бандит уже передумал. Замер перед ней, укрощенный, но не в силах выдавить из себя ни слова. Маша, которой противно было видеть, когда перед ней унижаются люди, даже такие, как этот бандит, презрительно бросила, обращаясь к его боссу:
– Благодарю вас, его извинения мне не нужны. Просто пусть имеет в виду, что в следующий раз я его убью! Чего бы мне это ни стоило! Пусть только попробует! Внушите, пожалуйста, эту мысль своему подчиненному.
– Хорошо, я проведу с ним воспитательную беседу. – В голосе Никифора Львовича послышались насмешливые нотки. И, еще раз оглядев Машу, он продолжил: – А теперь, если позволите, я хотел бы сказать вам пару слов наедине.
Хоть разговаривал он вроде с одной только Машей, но все окружающие быстро приняли к сведению его слова, исчезнув кто куда, тихо и незаметно. Даже Керубино ушаркал прочь, прижимая к разбитой голове кем-то поданное чистое полотенце.
– Я слушаю вас, – сказала Маша, оглядевшись, чтобы убедиться, что они действительно остались одни. – Пожалуйста, о чем вы хотели со мной поговорить?
Никифор Львович начал не сразу – минуту или две он молчал, пристально разглядывая Машу с близкого расстояния. Не так, как раньше, в зале, явно получая от этого удовольствие, а внимательно, цепко, так что Маше стало даже не по себе от сканирующей силы его проницательных глаз. Потом все так же медленно и негромко произнес:
– Я сам приношу вам извинения за моего подчиненного. Вас ведь зовут Мария, не так ли?
Вообще-то