В ноябре 1911 г. увидело свет воззвание «К русскому обществу»97, составленное В. Короленко (первоначальный проект М. Арцыбашева, К. Арабажина, Е. Чирикова98) в связи с «делом М. Бейлиса», под которым стояли подписи практически всех более или менее известных русских писателей99. Фамилии Бунина среди них нет, скорее всего, потому, что с конца октября 1911 г. и по март 1912 г. Бунины находились в Италии, на Капри.
Напомним, что «Дело Бейлиса – сфабрикованный под воздействием черносотенцев процесс против еврея Менделя Бейлиса (1874–1934), приказчика кирпичного завода в Киеве, обвинявшегося в совершении в 1911 г. ритуального убийства православного мальчика Андрея Ющинского. Сам “кровавый навет”100, предвзятое направление расследования дела, активное вмешательство либеральной прессы, предлагавшей свои версии случившегося, и судебный процесс, закончившийся 28 октября 1913 г. оправдательным приговором обвиняемого, больше двух лет приковывали к себе внимание российской и мировой общественности. <В анкетном опросе> по поводу оправдания Бейлиса, который московская газета “Русское слово” проводила в нескольких номерах, начиная с 29 октября 1913 г., из писателей, кроме Бунина, на страницах газеты высказались Д. Мережковский, А. Куприн, В. Вересаев, И. Потапенко, А. Волынский101, М. Горький, А. Амфитеатров102 и др.»103, – а также ведущие западноевропейские писатели.
По возвращению в Россию Бунин в несвойственном для него резко-обличительном по отношению к российской власти тоне заявил следующее:
«Не стал бы я говорить о деле Бейлиса, потому что двух мнений о нем в той среде, к которой я принадлежу, не может быть. Но говорить надо. Было бы весьма полезно, чтобы возможно большее число людей высказалось об этом деле <…>. Полагаю, что, к сожалению, возникновение этого средневекового дела возможно было только в России, но все же не русский народ затеял его. Говорю так потому, что, насколько это в моих силах, знаю русский и южнорусский народ, знаю и еврейский, и те взгляды русского народа на еврейский, которые – каковы бы они ни были – все же исключают реальную возможность обвинения в изуверстве. Всем известно, что не с добрым умыслом было затеяно это нелепое обвинение. <…> Можно, в конце концов, очень радоваться исходу этого дела, ибо конкретное обвинение, обвинение живого лица, все же пало и остались одни темные намеки. А ведь известно, как важен для воздействия на сердце человеческое живой образ, представление о живом лице»104.
В другом протестном воззвании к русскому обществу – от 1 марта 1915 г., составленном в связи с дискриминационными мерами по отношению к еврейскому населению прифронтовой полосы, инициаторами которого были Л. Андреев, М. Горький и Ф. Сологуб105, подпись Бунина имеется. Что же касается сборника «Щит», явившегося знаковым примером коллективного выступления русских писателей против антисемитизма как традиционного кода национального самосознания и культуры великороссов, то в нем Бунин свою позицию в этом вопросе никак не манифестировал. В отличие от Леонида Андреева, Горького, Мережковского, Вячеслава Иванова, заявлявших себя яркими концептуальными статьями, или же Арцыбашева,