Игнаций, теперь управлявший Пошавше, не раз обещал прислать пять тысяч рублей и даже потребовал от Яна расписку в том, что эти деньги он получил. Расписку Ян отослал, а денег все не было. В конце концов пришли, вероятно, после упрашиваний и длительного ожидания. Вряд ли это способствовало потеплению в семейных отношениях.
Но не будем преувеличивать степень разлада, ведь Яна не вычеркнули из фамильного списка, а со временем, когда он стал легендарной личностью даже стали им гордиться. Особенно после его смерти. Но то, что разлад существовал, не подлежит сомнению. Это была одна из причин, которые заставляли Яна мрачнеть и замыкаться в себе. Конечно, хандра не была каждодневной. Он не чурался хорошей компании, выпивал с друзьями, играл в карты…. Но не был беззаботным весельчаком и всякий раз норовил быстрее покинуть Оренбург, пускаясь в странствия по степям и горам уральским.
На Рождество 1834 года Перовский предоставил своему адъютанту короткий отпуск, чтобы тот навестил родных. Доказательство высочайшего доверия. А ну, как очутившись в Литве, забросит чепец за мельницу, учудит что-нибудь этакое «освободительное»? Но Василий Алексеевич успел достаточно хорошо изучить своего любимца и видел, что тот прикипел душой к оренбургскому фронтиру, дикой Степи, поддавшись непередаваемому очарованию Востока. Да и его отношениям с семьей не хватало прежней сердечности.
В конце декабря Ян прибыл в Вильно, затем явился в Пошавше. Как его встретили мать с новым супругом, братья, сестры? Обняли, расцеловали, но холодок в общении присутствовал.
Сохранилась запись в дневнике племянницы Эльвиры: «В 1835 году Ян Виткевич приехал домой как адъютант Перовского»[150]. Не брат отца, родной дядя, а адъютант генерал-губернатора. Так его воспринимали.
Из книги Сафонова:
«…Виткевич на свободе, даже едет в отпуск – наконец домой, в Литву. С ним слуга, невиданно одетый, изумляющий обитателей литовских местечек чудесами джигитовки; пожалуй, тургеневский Муций из “Песни торжествующей любви” произвел на сограждан сходное впечатление, вернувшись с таинственным малайцем»[151].
Азиатский слуга произвел особенное впечатление на обитателей Пошавше, слухи дошли даже до Оренбурга. Виктор Ивашкевич поделился ими с одним из своих подчиненных, тоже ссыльным поляком Адольфом Янушкевичем, и тот записал в дневнике: «Рассказывал мне Виктор о киргизе, которого Виткевич возил с собой в Литву. Так ему понравилась наша страна, а в особенности некая Антося, служившая у родных его пана, что захотел сменить веру, жениться и остаться там, но пан не позволил»[152].
Когда Ян гостил в Пошавше, его портрет написал талантливый белорусский художник