Пиковая дама – червонный валет. Том третий. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

голове!». Угрозы пани Войцеховской расстроили, рассердили Барбару, но не испугали. Злая собака мысленно лает даже тогда, когда молчит. Однако воспитанница знала, как сладить со своей бонной. «Черт бы взял эти взятки!» – любила пройтись по оным старая дева. На черта, впрочем, пани Ядвига не очень надеялась: брала сама, если только тому сопутствовал случай. А потому флакончик духов, пачка индусского чая, мелкий денежный купон или гребень для волос вполне могли загладить случившийся инцидент. «Мысль о худшем делает плохое хорошим». Барбара снова перевернулась на другой бок. Теперь ей вспоминались этюды былого.

      * * *

      Она спрашивала саму себя, когда впервые обратила внимание на мальчишек, когда стала ощущать разницу между их племенем и девчачьим. Когда поняла, что у рода Адама есть то, чего нет у рода Евы, и наоборот?… «Пожалуй, тогда мне было меньше, чем Агнешке… лет шесть или семь… и жили мы не в России, а в царстве Польском близ Ченстохова, где у отца был большой и уютный фамильный дом».

      Почти сразу за каменным забором кудрявым ковром на многие версты тянулись кленовые и дубовые рощи. Там местные жители пасли скот, собирали валежник, а также корни и цветы, которые издревле почитались целебными.

      По примеру крестьян маленькая Барбара тоже собирала различные корни и цветы и большими охапками стаскивала их в дом.

      Эти занятия, равно как и другие затеи простонародья, что пришлись по сердцу дочке, весьма огорчали ее родителей, живших по примеру господ и считавших ниже своего достоинства копаться в земле. Барбаре строго-настрого запрещалось разговаривать и вообще общаться с детьми крестьян.

      – Это грязная шваль – держись от них подальше! – сурово наказывал отец и грозил пальцем.

      Действительно, одной из главных забот родителей в те годы было охранение дочерей от всякого постороннего влияния. «Весь мир разделен на две части, – перебирая пряди волос, рассуждала Бася. – С одной стороны – мы, Снежинские, с другой – все остальные. Мы – особенные. Мы шляхтичи, и равных нам нет. Мы – это papa, maman, пан Романчик, друзья Долячижские с сыновьями, некоторые редкие гости и более никого. Все остальные являются существами низшими, кои обязаны нам служить и работать, но от которых следует держаться подальше и не брать с них примера, потому как все дурно. Скажем, ковырять в носу может деревенский мальчишка, но не мы. У них могут быть грязные руки и рваные юбки, они могут грызть ногти или семечки и выплевывать шелуху на пол, они могут драться и ругаться, но для нас все это «shoсking».¹

      Пылкое рвение в воспитании проявляла мамочка, но и отец ревниво оберегал своих паненок от общения с чернью и немало способствовал тому барству и самообожанию, которое с первого взгляда бросается в глаза.

      Однако то время, о котором вспоминала девушка, отличалось относительной вольницей. Родители были молоды и заняты большей частью собой. А она, предоставленная себе, после утреннего стакана молока с булкой убегала с коньками на пруд, где было звонко и весело от детских голосов.

      Там