Карамазов встал у окна небольшой одноэтажной постройки. Впереди виднеется лишь заброшенный двор, в котором остался фундамент от старого строительства, выступавший на свет кусками, линиями бетонных заграждений. Средь этих линий и ложились гвардейцы Султана, начав обстреливать из своего экзотического оружия полуразрушенный дом. А когда у солдата кончались патроны, он бросался в самоубийственную атаку, решив «Умереть ради Великолепнейшего Султана и родины».
Красным ковром гвардейцы заполняли весь двор, всё пространство возле заброшенного здания, территория которого была окружена бетонным забором в виде огромных плит.
Бывший инквизитор присмотрелся к положению и сорвал с пояса детонатор. Всё шло так, как он хотел и гвардейцы легли туда, где, как они считали безопасным. Карамазов активировал детонатор, и многие места во внутреннем дворе с его стороны начали безумно фонтанировать чёрной липкой жидкостью, которая покрыла склизкой и вонючей бурой пеленой практически всех противников. Затем устройства, которые изливали вещество подобное нефти дали искры. Через секунду практически всё пространство заполнилось огненным приливом, что адской волной нахлынул на боевых слуг Султана. Крики агонии и боли наполнили пространство, разодрав его своей жуткостью. От каждого возгласа стынет кровь в жилах, а десятки неистово вопящих воинов внушали такой ужас остальным, что наступление было попросту сломлено, как и дух наступавших.
Такую же операцию со своей стороны произвела и Эмилия. В этот же момент три десятка гвардейцев Султана истошно заорали, став бежать от боли туда, куда могли, ознаменовав душе трепещущей агонией провал первого атаки на дом.
И шестьдесят гвардейцев, штурмовавших дом, обратились в пылающие факелы, практически обернувшись за считанные секунды в уголь. Запах боевого пороха был абсолютно сменён запахом горелой плоти и пылающих химикатов.
Карамазов в это время испытал приступ жуткой душевной боли, от которой за время службы в Инквизиции отвык, хотя навыки возвращаются быстро. Он, издав лёгкое стенание, опёрся на окно, чуть ли упав, чувствуя далеко не терзание души, а неприятное ощущение у груди – выстрел, хоть и не пробил панцирь, доставил страдание.
– Что с тобой! – взволнованно крикнула Эмилия и подбежала к человеку, который за последние дни стал ей едва небезразличен, что довольно странным нашёл Данте. – Ты не ранен?
Её ласковая рука коснулась плеча мужчины и, почувствовав тёплое прикосновение мужчина выправился во весь, едва не рухнув от ударившей по всему торсу боли, рост и убрал клинок в ножны.
– Всё? Выходить можно? – прозвучал голос, наполненный испуга, издавшийся из угла.
– Выходи, – практически рыком ответил Карамазов. – Выползай, зараза! У нас есть ещё несколько минут передышки.
Парнишка,