– Где? – недовольно пробурчал Никишка.
А Манечка при этих словах встрепенулась и выглянула из саней, но тут же, узнав Озиридова, отпрянула.
Никишка вспомнил Чуйский тракт, крытый двор кержака Евсеева, направленный на него ствол револьвера, дележ денег, вырученных от продажи федуловского чая… Вспомнил и не захотелось ему встречаться с присяжным поверенным.
– Ну его, подлюку, к шутам! – с обидой бросил он. – Едем!
– Правда, Лешенька, зачем он тебе нужен? Поедем, поедем скорей! – бойко подхватила Манечка.
Лешка высморкался в снег, тыльной стороной ладони утер свернутый набок нос и, сойдя с саней, лениво направился к Железнодорожному собранию.
Ромуальд Иннокентьевич, нервно затягиваясь папиросой, увидев перед собой ухмыляющуюся физиономию Зыкова, остолбенел. Наслаждаясь его растерянностью, Лешка, осклабившись, пропел:
– Здрась-те-е! – и, заметив, как Озиридов стрельнул глазами в сторону городовых, дурашливо развел руками: – Не извольте беспокоиться, господин пристяжный. Мы же не злодеи какие. Честные торговцы, у кого хошь спросите. Хошь у энтого архангела, ен завсегда мясцо в нашей лавке берет, не жалеем для служивых лучшего куска! Так что вы не сумлевайтесь. И вообще, кто старое помянет, тому глаз вон.
Все еще настороженно Озиридов проговорил:
– Ну, здравствуй, Алексей Зыков…
Лешка хитро прищурился:
– Вроде вы на сицилиста не похожи, а тоже оттедова… Ишь как славно поют…
Лицо Ромуальда Иннокентьевича, еще не забывшего обидных выражений и выкриков, невольно скривилось.
– Марсельеза, – почти не шевеля губами, отозвался он.
– Стало быть, вы энтих бузотеров не шибко уважаете! – почтительно констатировал Зыков, помолчал и, оживившись от пришедшей в голову идеи, предложил: – Можа, тады нам кумпанию составите? Гуляем мы сегодня с брательником. Уважьте, господин пристяжный!
Озиридов представил себя в компании с братьями Зыковыми… Здорово получается: присяжный поверенный и разгулявшиеся убийцы! Но неожиданно для себя самого он вдруг рассмеялся:
– А что, уважу! – и решительно сбив шапку на затылок, с обреченной веселостью выдохнул: – Гульнем!
– Вот енто по-нашенски! – обрадованно воскликнул Зыков. – Ты не боись, не забидем. Мы с Никишкой ноне смирные! Как-никак, свое дело имеем!
Манечка, увидев, что Озиридов приближается к саням, забилась под полость, спрятала лицо в пушистый воротник. А когда Лешка и Озиридов ухнулись рядом, вовсе отвернулась.
– Гони! – рявкнул на извозчика Никишка.
Обожженные кнутом кони рванули с места. Лешка не удержался и повалился на Манечку с веселым криком:
– Погуляем, Манюня!
У ресторана на Миллионной сани замерли.
Озиридов выбрался вслед за братьями, машинально подал руку женщине. Она замешкалась, воротник открыл лицо, и Ромуальд Иннокентьевич, увидев ее зеленые, испуганные, но тотчас же ставшие нахальными и насмешливыми, чуточку