Пролог: Спящий и видящий сны
Ветер стонал, словно мучимый болью ребенок.
Мохнатые черпороги сгрудились в кучу, грея друг дружку боками. Густой клочковатый мех защищал их от ярости бури. В середине стада, жалобно блея, дрожали телята. Склонив увенчанные тяжелыми ветвистыми рогами головы к укрытой снегом земле, животные жмурились, берегли глаза от вихря колких снежинок, дыхание их оседало инеем на мохнатых мордах. Так, утвердившись на месте, черпороги заняли круговую оборону и ждали.
Медведи и волки – те пережидали бурю по берлогам да норам, кто в смиренном одиночестве, кто в уютной компании стаи. Как бы ни подводило брюхо, никакой голод не в силах был выгнать их из убежищ, покуда не стихнет горький, тоскливый плач ветра, покуда не поредеет слепящая снежная пелена.
Шторм, налетевший с моря, с ревом обрушился на деревушку Камагуа, принялся что есть сил рвать, трепать кожи, натянутые на рамы, связанные из костей огромных морских зверей. Стоит шторму уняться, клыкаррам, живущим в здешних краях так давно, что и не сосчитать, снова – в который уж раз! – придется чинить и заново ставить ловушки да сети. Жилища их, хоть и прочны, ни разу еще не смогли выдержать натиск этого шторма без ущерба. Вот и сейчас с его появлением всем пришлось поспешить в просторный общий дом, выкопанный глубоко в земле, затянуть туго-натуго шнуровку входного полога и сидеть здесь, в густом чаду масляных ламп, пока ненастье не уймется.
Местный старейшина Атуик ждал, стоически храня безмолвие. За последние семь лет он повидал таких штормов немало. Долгую он прожил жизнь, длина да желтизна его клыков и морщины на бурой коже тому свидетели, однако эти штормы – не просто штормы, не природой они рождены…
С этими мыслями Атуик оглянулся на младших. Дети дрожали – нет, не от холода, они же клыкарры, но от испуга.
– Он спит и видит сны, – прошептал один из детишек, сверкнув глазами и тревожно встопорщив щетину усов.
– Молчать! – пожалуй, резче, чем стоило бы, рыкнул Атуик.
Испуганный ребенок умолк, и в общем доме вновь наступила тишина, нарушаемая лишь щемящими, тягостными причитаниями ветра да вьюги.
Казалось, бессловесный, но исполненный смысла напев, низкий, утробный гул дюжины голосов, клубится под потолком, будто дым. Напеву вторил неистовый бой барабанов, треск погремушек, суховатый стук кости о кость. От буйного ветра деревню таунка надежно хранила стена из бревен, столбов и кож, а покатые кровли, сомкнувшиеся над просторным залом наперекор суровым стихиям севера, были крепки.
Но даже все звуки сокровенного древнего ритуала не могли заглушить стонов ветра. Танцор, шаман по имени Камику, сбился с ритма, споткнулся, неловко подвернув копыто, но тут же оправился и продолжал пляску. Сосредоточиться. Главное – сосредоточиться. Только так и можно обуздать стихии и принудить их к повиновению; только так его народ и смог уцелеть, выжить в этих студеных, безжалостных землях.
Шкура шамана взмокла от пота, покрылась темными пятнами. Огромные карие глаза его были прикрыты, чтобы не отвлекаться на постороннее, копыта вновь отбивали мощный размеренный ритм. Шаман хлестал хвостом в стороны, вскидывал лобастую голову, пронзая короткими рожками воздух. Рядом плясали другие. От жара тел танцоров и жара огня, ярко пылавшего вопреки снежным хлопьям и ветру, проникавшим внутрь сквозь дымовое отверстие в крыше, в стенах зала было тепло и уютно.
Что творится снаружи, понимали все. Управлять этим ветром и снегом, как обычным ненастьем, нечего было и думать. Нет, это – он. Это его рук дело. Однако плясать, пировать и веселиться назло буйству вьюги таунка вполне могли. Они – таунка. Они устоят.
Снаружи мир был полон непроглядной синевы, белых вихрей и заунывного воя, однако в Великом Зале царили покой и тепло. Тишину нарушал лишь треск поленьев, горевших в огромном камине, под сводом которого без труда, не нагибаясь, мог поместиться рослый человек. Над узорной каминной полкой, пышно украшенной фигурами фантастических тварей, висели огромные ветвистые рога черпорога. Вдоль стен, в резных бра в форме драконьих голов, ярко пылали факелы. Кровля пиршественного зала, способного вместить многие дюжины гостей, покоилась на толстых балках, разогнанные уютными рыжими отсветами пламени тени прятались по углам. Холодный каменный пол устилали мягкие, пушистые шкуры северных медведей, черпорогов и прочих зверей.
Большую часть зала занимал длинный, массивный резной стол. Вокруг него легко могли бы рассесться не меньше трех дюжин пирующих, но сейчас за столом сидели лишь трое – человек, орк и мальчик.
Конечно, все вокруг было ненастоящим. Человек, занимавший место во главе стола, слегка возвышался над остальными, сидя в титаническом узорчатом кресле – нет, не то, чтоб на троне, но все же. Он спал – долгое-долгое время спал и видел сны. Вот и этот зал, и охотничьи трофеи, и огонь, и стол, да и орк с мальчишкой были всего-навсего одним из его сновидений.
Сидевший по