В бюро сидел, нахмурившись и важно перебирая свою густую рыжую шевелюру, новый Секретарь ячейки. Его серые и безжизненные глаза, которое обычно выражали все, что угодно, кроме «большевистского огня», на этот раз дышали и «огнем», и злобой одновременно. Когда кто-то из его сокурсников попробовал шуткой рассеять нарочито напущенную, казалось, начальническую важность секретаря, последний грубо прервал:
– Мы не в кабаке, а в бюро ячейки.
– Что ты, шутки не понимаешь, Павлуша? – попробовал было тот же сокурсник исправить свою ошибку.
– Моя фамилия Юдин, – резко ответил он, явно недовольный фамильярным обращением к себе, как к «Павлуше».
Сокурсник замолчал. Молчали и мы.
Юдин сделал перекличку по списку. Студенты явились все, но не было профессоров. Вернувшийся секретарь доложил, что профессора заняты на семинарах.
– Вызвать, – приказал Юдин.
Через несколько минут явились не менее нас озадаченные профессора.
– Все вызванные мною товарищи должны явиться сегодня в ЦК к 6 часам вечера, – объявил Юдин.
На вопросы студентов и профессоров, в чем дело и к кому обращаться, Юдин отвечал коротко:
– Там узнаете!
Разные мысли нахлынули мне в голову.
– Донос Орлова?
– Возвращение на Кавказ?
– Участие в «казни» Сталина?
Или что-либо лучшее? Но о чем лучшем может быть речь, как не об оставлении на учебе? Я решил руководствоваться правилом – «думай о лучшем, но будь готов к худшему». Однако Сталина я не «казнил», в троцкистах не состоял – что может быть хуже? Как всегда в таких случаях, я побежал к Сорокину. Как назло его сегодня не оказалось. Попытался узнать у Елены Петровны, секретарши Покровского, она ответила, что слышит все это только от меня. Я вернулся на лекцию. Старушка Аксельрод рассказывала о Ницше. Есть избранные и толпа, «господа» и «рабы». Избранные призваны делать историю. Толпа – навоз истории. Воля к власти – движущая сила человеческого развития. Ею обладают только избранные! Оригинально и кстати!
Свежие мысли и певучая речь лектора, «последнего могикана философии независимого марксизма», как мы ее называли, подействовали отвлекающе. Другие лекции прошли мимо ушей. Ловил себя часто на мысли, что думаю об Орлове, Юдине и ЦК. Обедал без аппетита, по обязанности. Сейчас же после обеда, пропустив урок немецкого языка, поехал на квартиру Сорокина. И дома его нет. Поехал к Зинаиде Николаевне и застал ее и его.
Вошел Резников, еще более бледный и расстроенный, чем я.
– Я сообщу вам катастрофическую новость, – сказал он, – сегодня Угланов и Котов сняты с работы, сняты секретари Рогожско-Симоновского,