При обычных обстоятельствах у меня возникла бы эрекция. Однако наша Хлоя – скелет, покрытый желтым воском. С учетом того, как она выглядит, я – ничто. Даже меньше, чем ничто. Но плечо Хлои тычется в мое плечо, когда мы сидим кружком на ворсистом ковре. Мы закрываем глаза. Очередь Хлои вести медитацию, и она рассказывает про сад спокойствия. Мы поднимаемся на холм к дворцу, в котором семь дверей. Внутри дворца – семь дверей: зеленая дверь, желтая дверь, оранжевая дверь; вместе с Хлоей мы открываем каждую – синяя дверь, красная дверь, белая дверь – и смотрим, что за ними скрывается.
Закрыв глаза, мы представляем свою боль шаром белого целительного света, парящим у наших ног, поднимающимся к нашим коленям, поясу, груди. Наши чакры раскрываются. Сердечная чакра. Головная чакра. Хлоя ведет нас в пещеры, где мы встречаем своих тотемных животных. Мой тотем – пингвин.
Пол пещеры был покрыт льдом, и пингвин сказал: скользите. Без каких-либо усилий мы заскользили по туннелям и галереям.
Потом настало время обниматься. Открыть глаза.
Это терапевтический физический контакт, объяснила Хлоя. Каждый должен выбрать себе партнера. Хлоя кинулась мне на шею и зарыдала. У нее дома было эротическое нижнее белье. Она плакала. У Хлои были масла` и наручники, и она плакала, а я смотрел, как секундная стрелка моих часов совершает одиннадцать оборотов.
В общем, я не плакал в своей первой группе поддержки два года назад. Не плакал во второй или в третьей. Не плакал на паразитах крови, или раке кишечника, или органическом мозговом синдроме.
Бессонница – она такая. Все кажется очень далеким, копией копии копии. На расстоянии бессонницы от мира ты ни до чего не можешь дотронуться, и ничто не может тронуть тебя.
Потом появился Боб. Когда я впервые пришел на рак яичек, в «Останемся мужчинами вместе», Лосина Боб, Боб Сырная Лепешка обрушился на меня и зарыдал. Когда настала пора обнимашек, Лосина двинулся через всю комнату, свесив руки и ссутулив плечи. Прижав огромный лосиный подбородок к груди, моргая красными глазенками, шаркая ножищами, цепляя коленями друг за друга, он преодолел подвал и обрушился на меня.
Огромные ручищи Боба обхватили меня.
Он был качком, сказал Большой Боб. Ах, эта молодость, сперва метандиенон, сначала станозолол, лошадиный стероид. Собственный спортзал, у Большого Боба имелся спортзал. Трижды был женат. Занимался раскруткой продукции. Неужели я не видел его по телевизору? Вся программа по расширению груди – практически его изобретение.
От подобных откровений у меня всегда падает. Понимаете, о чем я?
Боб не понимал. Может, у него опустилось только одно huevos и он знал, что рискует. Боб поведал мне о послеоперационной гормональной терапии.
Многие бодибилдеры колют слишком много тестостерона – и у них вырастает сучье вымя.
Пришлось спросить, что Боб имел в виду под huevos.
Huevos, сказал он. Гонады. Шары. Бубенцы. Яички. В Мексике, где покупают стероиды, их называют яйцами.
Развод, развод,