Находиться в одной палатке с напарниками не хватало сил. Ещё чуть-чуть, и в голову полезут более опасные мысли. Бартеро Гисари оделся и нырнул в непогоду.
Метель залепляла очки, забиралась под маску. В силуэтах мертвых зданий чудились зловещие кривляющиеся фигуры. В тоскливой песне ветра звучали детские всхлипы. Некстати вспомнилась Тинри. Она вынырнула из омута задремавшей совести игрушкой, затерявшейся в кармане. Странно, он хранил подарок дикарки почти четыре года, перекладывая из куртки в куртку. Маленькая костяная фигурка полярного пса…
– Держи-сь, это тебе от меня, для запоминалки, – прибежала она к нему как-то утром, прогуляв школу. – Сама вырезала-сь. Когда будеша далечо, вспоминай-сь меня. Мне будет-ся теплей и радостней. Я почувствую-сь тебя, обещаю-сь…
Девочки не было на Данироль, Бартеро знал. Он умел чуть больше, чем его люди: безошибочно определял нужное ему направление (но не в случае с Тинри), мог понять – жив ли человек, находящийся далеко от него, или мёртв, распознавал и исцелял некоторые недуги… Но здесь, на оледенелой земле, открывалось в нём нечто новое, непонятное, и поэтому беспокоящее. Он превратился в губку царящих здесь эмоций. Оторванный от большой земли, он ощущал их особенно остро. Чаще он улавливал злые чувства, и это выливалось в его отношения с Эдваралем, Висерном и Эргом, на своё несчастье ютившимися с ним под одной крышей. Вот и сейчас завёлся на пусто месте, чуть в драку не полез. Как тут местные всю жизнь проживают?
Повертев в руках фигурку, он потянулся к карману – спрятать обратно в тепло. Но неуклюжие перчатки… Эти утыканные мелкими шипами с тыльной стороны кисти перчатки отказались её держать, выронили в снег. И не смогли нащупать, сколько куратор не разрывал сугроб, сколько не светил фонарём…
«Пропала и пропала. Как и девчонка. Значит, не судьба больше встретиться», – неумело успокоил он себя.
Он зашагал по улице, мимо вымерших домов. Один, хотя сам запретил людям отлучаться в одиночку, после того, как бесследно исчезли четверо рабочих из прошлой группы, дав пищу самым нелепым байкам про оживших мертвецов и ледяных змей.
«Человек, оторванный от цивилизации, начинает одушевлять вещи, – думал Бартеро, вслушиваясь в вой непогоды. – Тёмное Нечто за обманчиво надёжными стенами жадно разевает дышащую морозом пасть. А мы закрываемся от неё мишурой: брелки, фотографии, «счастливые вещи» становятся оберегами, приравнивая нас к аборигенам на побережье. Как та костяная собачка для меня…
А вдруг вещи взаправду наделены душами, как считают дикари? Мы, дети городов, брезгливо высмеиваем открывшиеся аборигенам тайны. И лишь сами, оказавшись вдали от цивилизации начинаем постигать сущность собственных творений, стыдливо прячем глаза, боясь признать явное? Мы – часть бурлящей, кипящей энергии, составляющей Вселенную, и на крошечные доли мгновения обретаем осязаемую форму. Дунет ветер Вечности – и нас нет…»
Он внезапно остановился,