организме, почти бежала, рискуя нарваться на хищников или засаду тех же чистильщиков. Она опередила банду Ахаза не более чем на полчаса. В приход вел один-единственный узкий коридор, и, вернись Ахаз раньше, чем Вера найдет то, за чем пришла, она окажется в западне. Войдя после многочасового отсутствия в помещение прихода, Вера невольно поморщилась. Затхлый воздух в этом никогда не убиравшемся помещении был почти едким от вони. И дело было не только в том, что здесь же, прямо в углу в неглубокой яме, чистильщики устроили себе туалет. Приступы тошноты вызывал смрад от гниющих костей, в основном, человеческих, разбросанных тут и там. Плесень, находящая себе здесь обильную пажить, покрыла противной слизкой пленкой полы и стены. И в этой клоаке, словно гигантские опарыши, лежали почти неподвижно или едва шевелились семь или восемь чистильщиков, которые уже не в силах были покинуть границы прихода. Кто-то из них безучастно посмотрел на влетевшую в приход Веру, остальные не смогли или не захотели сделать даже этого. Вера, быстро справившись с приступом брезгливости, переступила через старуху, ползшую со стороны выгребной ямы к своему лежбищу, устланному какой-то ветошью, вонючей и такой же слизкой, как и все здесь вокруг. Впрочем, может быть, это была еще совсем не старуха, и может быть, даже не женщина. Голод и болезни очень быстро делают из людей почти бесполых всевозрастных существ. Но самое страшное – потеря в человеке того, что кто-то называет душой, кто-то совестью, кто-то самосознанием. Переступая в некий момент черту, решая кажущуюся в данный момент важной проблему сохранения жизни или чего-то еще и совершив для этого чудовищное зло, человек убивает в себе тот невидимый стержень, который отличает его от множества других тварей, населяющих этот умирающий мир. Он вроде бы остается человеком и даже какое-то время ничем внешне не отличается от других людей, с трудом удерживая на себе маску внешнего благополучия или даже озабоченности высокими идеями. Но как только приходит болезнь или нужда, не соответствующая нутру личина разваливается от своей же тяжести, и человекообразное существо уже и внешне становится тем, кем себя сделало внутри. Вере приходилось видеть тяжело больных людей и стоящих на пороге смерти. Они страдали, плакали, порою боялись. И все же они оставались людьми. А эти… не вызывали даже жалости.
Вера нашла рюкзак Ахаза в куче засаленного сырого тряпья, служившего супружеским ложем для Ахаза и Саломеи, схватила его и быстрым шагом вышла из опостылевшего прихода. К счастью, она успела выйти к тому месту, где слепая ветвь коридора, ведшая в приход Ахаза, соединялась с туннелем. Метрах в пятидесяти шумные чистильщики тащили в свертках, сделанных из одежды ангелоподобных, разрубленные части тел бывших хозяев этой одежды. Вера дождалась, пока они свернули в сторону прихода, а сама все так же бесшумно пошла дальше.
6 – Очень интересно: «Я есмь архангел, пришедший разрубить четвертую печать. Мое имя – Смерть. Я есмь всадник, оседлавший коня бледного. Пришло время завершить святое дело Господне и очистить
