Это слишком личная сцена, почти интимная и, несмотря на это, очень нежная. Мне кажется, если бы Октавий не был суперзвездой, у них бы с Лилит все получилось. Они подходят друг другу.
Я почти уверена, что подруга без ума от него. И я ее не осуждаю.
Хотеть нежности – это нормально.
Хотеть любви – это правильно.
Хотеть человека – это естественно.
Я вспоминаю свой неслучившийся поцелуй с Кристианом. И становится чуть тоскливо.
Стараясь не обнаружить себя, я, неслышно ступая, ухожу из коридора, пятясь назад. И врезаюсь спиной во что-то мягкое.
– Ч-черт, – шипит это «мягкое». – Смотри, куда идешь, Франкенштейн.
Лестерс.
– Тихо, – прошу его я. – Там…
Я резко оборачиваюсь и прижимаю указательный палец к губам. Он понимает меня с полуслова.
– Ну, где они? – шепчет он.
– Кто?
– Боксеры?
– В комнате, – отвечаю я.
Это странно, но, насмотревшись на Лилит и Октавия (кто бы мог подумать, Лорд Октавий!), я понимаю, что тоже хочу этого: поцелуев, нежности, света, бьющего из груди. Хочу всего, что я не получила от Криса.
– Поцелуй меня? – зачем-то прошу я, неотрывно глядя в голубые глаза Дастина.
– Франки, – слабым голосом отвечает он, явно растерявшись. – Ты с ума сошла?
– Да, – смеюсь я, отгоняя от себя это желание-наваждение. – Точно.
– Впадать в твоем возрасте в маразм опасно, – предостерегает меня Дастин. Господи, зачем, вообще, я его об этом попросила? Его рот теперь не закроется.
Я делаю несколько шагов.
– Эй, – окликает меня вдруг Лестерс.
– Что? – оборачиваюсь я.
Он подходит ко мне – так близко, что я чувствую слабый аромат мяты. Обводит пальцем круглый вырез футболки, едва касаясь его, и сообщает хриплым шепотом:
– Я ведь и правда могу сделать это.
– Что? – не сразу понимаю я.
Вместо ответа Дастин склоняется ко мне, поднимает мою голову за подбородок и целует. Сначала неловко – наши зубы легонько сталкиваются, мы на секунду отстраняемся и пристально смотрим друг на друга. Дастин касается ладонью моей щеки, гладит, а я и сама не понимаю, как мои руки оказываются у него на плечах, обтянутых белой рубашкой. И мы снова тянемся друг к другу. Мимолетом тремся носами и снова целуемся.
У него на удивление горячие губы, с едва ощутимым вкусом ментоловых сигарет, а у меня – на удивление требовательные.
Все как в тот раз, когда мы были пьяны. Остро, терпко, с толикой горечи и привкусом безумия.
Да, это безумие – целоваться с парнем в полутемном коридоре. Это безумие – чувствовать желание к тому, кто еще недавно ужасно раздражал. Это безумие – хотеть