Нереальные реальности. Татьяна Золотухина

квартире вместе с женой и дочкой девятнадцати лет. В действительности они не жили с женой уже третий год и находились в состоянии ожидания развода. Но человек в клетчатой рубашке все никак не мог принять окончательного решения, хотя жена стремительно отдалялась от него и фактически стала чужой женщиной. Дочь поддерживала свою мать во всем, разделяя ее презрение к человеку в клетчатой рубашке, который так и не научился зарабатывать. Человек в клетчатой рубашке всю жизнь проработал в НИИ, где зарплата не зависела от его характера, способностей и или еще чего-то. Она зависела от государственного бюджета, который сокращался, как шагреневая кожа. Человек в клетчатой рубашке любил свои научные исследования, иногда публиковал научные статьи и выступал с докладами. Но жена считала его неудачником и унижала своими язвительными замечаниями вначале по поводу его неспособности заработать, потом по поводу низкого интеллекта, а уж потом, что было вполне в духе женской логики, и по поводу его сексуального бессилия. Она так долго и упорно доказывала ему последний тезис, что он не удержался и изменил ей с коллегой по работе на выездном семинаре. И во время очередной ссоры рассказал о своем победном опыте, разнося глупые предположения жены в пух и прах. Жена после его измены своего мнения о нем не изменила. Но переехала в другую комнату. Семья рухнула. Он считал, по вине жены, которая довела его до «предательства».

      Человек в клетчатой рубашке прошел на кухню, которая все еще была общей территорией, и поискал в холодильнике на своей полке съестное. Нашел кусок колбасы, стыдясь, украл у жены кусок хлеба и быстро съел бутерброд, запивая его холодным чаем. На территории врага в другой комнате вначале были слышны звуки телевизора, потом разговор дочери по телефону. Он подошел и стал подслушивать у двери. Нет, разговор шел не о нем. Человек в клетчатой рубашке принял душ, постирал носки и пошел в свою комнату. Лежа в постели, он думал о своей жизни, вернее, о ее отсутствии – кроме работы у него ничего ценного не было, а работа никак не укладывалась в понятие жизни. Жизнь была, когда у него была семья, когда он любил жену и обожал дочь. Сейчас ничего этого не было. Жену он пытался ненавидеть, но как-то не получалось. Сердце болело, но не от ненависти к ней, а от жалости к себе и к дочери, которая выросла при нем, которой он гордился и мечтал, чтобы она тоже стала ученым, ибо пошла в него острым умом и наблюдательностью. Теперь свой острый ум дочь оттачивала на нем, отце, в редкие моменты их столкновения на общей кухне или в коридоре. Дочь болела душой за мать из женской солидарности. И ей было наплевать на отца, который ее вырастил. Такую логику он не понимал. Как человек он тоже заслуживал сострадания. В том числе за двадцать лет совместной жизни с женой, которая не любила вести домашнее хозяйство, не умела готовить, транжирила деньги, которые он с таким трудом зарабатывал, и критиковала его по всякому поводу в компании общих друзей.

      Человек в клетчатой рубашке услышал, как открылась дверь в комнате жены и дочери, и жена (он понял это по тяжелым шагам) вышла на кухню. Он привстал с кровати и стал прислушиваться. Вот