Я шагнула вперед, так легче. Спускаясь с холма, я расстегивала пуговицу за пуговицей. Не снимая с плеч рубашки, развязала завязку. Глубоко вдохнула и опять это жжение где-то в груди. Ветер дул прямо мне в лицо. Я развела руки в стороны, как будто пыталась поймать воздушный поток для полета. Остановилась. Рубашка как парус надулась за спиной. Я пыталась справиться с собой. Удержать руки от того, чтобы не прикоснуться и не начать яростно. Нет! Бешено гладить себя между ног. И чем дольше я себя сдерживала, тем сильнее было это желание. Мне казалось, что теряю контроль над собой. Спина горела под его взглядом. Хотелось сделать что-то непристойное. Звериная похоть скреблась во мне. Опустила руки и пошла. Не могла вот так стоять. Тяжело.
Я посмотрела на груди и не узнала их, они стали буквально треугольными. Тот самый зуд, он шел изнутри. Хотелось чесать, расчесать их, чтобы стало самой противно. Схватила грудь руками и с силой прижала к себе, но это не помогло. Я побежала. Задыхаясь, перешла на быстрый шаг. И тут я начала ее мять, просто мять, как тесто. Она была твердой. Хотелось еще и еще. Я с силой, что была во мне, сжала пальцы. Казалось, я сдерживаю плотину, которая вот-вот может обрушиться. Одна волна сменяла другую. Знала, что они кончатся, но выдержу ли я их натиск. Открыла широко рот и глубоко, как могла, вздохнула. Пальцы разжались. Грудь просела. На коже остались белые пятна. На моих глазах соски закруглились, стали гладкими и спокойными.
* * *
Странная она, все парни в нее втюрены, просто не признаются никому, но я-то знаю, что это так. А этот спор. Самый что ни на есть глупейшая наша выходка. Просто мы тем самым хотели показать свое равнодушие к ней. Она хорошая девчонка. Просто ни с кем конкретно не дружила. Это, наверное, бесило всех. И меня тоже. Кто-то сказал, что каждую девчонку можно охмурить. Кто-то не согласился, но в конечном счете сошлись во мнении, что и Екатерину можно уломать. Чего ломать? Но моя глупая храбрость толкнула сказать, что девчонки готовы сбросить с себя все, лишь бы показать свое тело, но вот только боятся этого делать. Они знали, что я сегодня пойду с ней на косу, и заставили поспорить, что смогу уговорить Екатерину раздеться догола.
Глупо, все было глупо. Но вот она стоит в десяти метрах от меня совершенно обнаженная, и я ничего не могу поделать с собой. Она красивая, даже больше чем красивая. А ведь я не уговаривал ее, просто рассказал о споре. И несмотря на всю глупость ситуации, в душе я рад этому. Я вижу ее. Вижу то, что не видят другие. Я один могу на нее смотреть, от этого мое сердце так сильно бьется, что даже в глазах темнеет. Трясу головой, сбрасываю пелену с глаз, искры, вспышка, с трудом вижу все перед