Двадцатисемилетний комбат Шестаков смотрел на него, ожидая, когда пройдёт приступ кашля. Обер-лейтенант был единственным пленным офицером, и только он мог дать какие-то нужные сведения. Капитану уже доложили о потерях: погибли и получили тяжёлые ранения более тридцати танкистов и десантников, сгорели два танка и три были повреждены. Жалости или сочувствия к немецкому офицеру Андрей не испытывал.
Обер-лейтенант вытер губы платком и снова выпрямился.
– Вы можете показать на карте, где расположены ближайшие крупные части и остальные дивизионы вашего полка?
Бельченко перевёл вопрос комбата, а затем ответ обер-лейтенанта.
– К сожалению, не смогу
– К сожалению! – сплюнул капитан. – Вежливый до задницы. Ладно, отведите его в сторонку и шлёпните. Времени на пустую болтовню у меня нет.
Эту фразу обер-лейтенант понял и горячо запротестовал, мешая русские слова с немецкими.
– Вы цивилизованный человек и не можете так со мной поступить. Кроме того, я ранен и имею право на медицинскую помощь.
– Во, сукин сын, как заговорил, – удивился командир первой танковой роты Григорий Калугин. – А кто тебе давал право наши города из своих пушек в развалины превращать? А кто пленных штыками добивал?
– Заканчивайте с ним, – перебил Калугина капитан Шестаков.
Обер-лейтенант не просил пощады, но страх что-то переломил в нём. Подталкиваемый в спину стволом автомата, он упирался и растерянно повторял:
– Так нельзя… я ранен, и мне обязаны…
Сержант-десантник пнул его валенком.
– Шагай и захлопни рот!
Когда раздались одна и другая короткие очереди, остальные пленные сбились в кучу с нескрываемым страхом глядя на русского комбата.
Унтер-офицер в возрасте лет за сорок, понимая, что его ждёт такая же судьба, показал на карте, где расположен штаб их тяжёлого артиллерийского полка и один из дивизионов. Он неплохо говорил по-русски и сообщил, что провёл в плену под Брестом полтора года и вернулся домой после революции.
– Мало показалось? Снова в Россию потянуло?
– Я простой солдат. Кто меня спрашивал? – пожал плечами унтер. – Нас расстреляют?
– Если найдём транспорт, то вывезем в тыл вместе с ранеными. А если не хватит места, не обессудь. Сами в эту кашу влезли, самим и расхлёбывать.
– Мы поместимся в уголке кузова, – с усилием выдавливая улыбку, проговорил унтер-офицер. – Мои товарищи простые люди, у всех семьи. Пожалейте хотя бы их.
– Кстати, как настроение у ваших солдат? – оглядел напряжённо сжавшуюся кучку пленных комбат Шестаков. – Всё ещё надеетесь завоевать Россию?
– Я очень надеюсь, что нас шестерых не расстреляют, – не без юмора отозвался унтер-офицер.
– Но в Сталинграде ваша окружённая армия сражается