Я стою в сумерках у баскетбольных площадок рядом со стадионом перед вестбриджской школой и слушаю приятные звуки ударов мяча об асфальт. Передо мной великолепное зрелище, которое называется «стритбол». Здесь нет ни формы, ни тренеров, ни устоявшихся команд, ни судей. Иногда площадка ограничена белой линией, иногда сеточной оградой. Игра начинается чеком[14] в верхней части трапеции. Победители играют следующий матч, фолы определяются самим нарушителем. Одни из игроков друзья, другие посторонние. Некоторые занимают высокие должности, а кое-кто едва сводит концы с концами. Высокие, низкие, толстые, худые, всех рас, убеждений, религий. На одном из игроков – тюрбан. Здесь допустимо все. Лишь бы ты умел владеть мячом. Кто-то спорит, другие помалкивают. Дети приходят играть по заранее составленному расписанию. Взрослые лиги живут по строгому распорядку. А это – стритбол – изумительно анархистский и архаичный антипод.
Я слышу ворчливые крики, игроки подбирают команду, дробное постукивание кедов. Играют десять человек – пять на пять. За линией поля три человека ждут своей очереди. Подходит четвертый, спрашивает: «Вы следующие?» Игроки кивают.
Мне знакома приблизительно половина игроков. Некоторых я знаю по школе. Кое-кто – соседи. Вижу парня, который ведет городскую программу по игре в лакросс[15]. Многие из них работают в финансовом сообществе, но я вижу и двух школьных учителей.
Я не вижу Хэнка.
Когда игра подходит к концу – они играют до десяти по одному очку, – подъезжает машина со знакомым мне высоким человеком, он выходит из салона. Один из четырех ждущих кричит: «Сегодня с нами Майрон!» Остальные начинают улюлюкать и свистеть. Майрон в ответ застенчиво улыбается.
– Смотрите, кто вернулся! – кричит один из игроков.
Остальные присоединяются:
– Как прошел медовый месяц, Ромео?
– Ты не можешь выглядеть загоревшим, приятель.
– Ты должен был оставаться в помещении, если ты понимаешь мой намек.
Майрон на это отвечает:
– Да, я поначалу не врубился, но, когда ты добавил: «Если ты понимаешь мой намек», мне все стало ясно.
Много добродушного смеха и поздравлений молодому.
Ты помнишь Майрона Болитара, Лео? Отец возил нас посмотреть, как он играет за школьную команду в Ливингстоне, только чтобы показать нам, что такое настоящее величие. Майрон считался закоренелым холостяком. Так я думал, по крайней мере. Но недавно он женился на телеведущей кабельного канала. Я все еще помню голос отца на трибуне. «Величие всегда стоит того, чтобы его увидеть», – говорил он нам. Такой была его философия. Майрон стал великим – громадной звездой в Университете Дьюка и кандидатом в НБА. И вдруг – раз, дурацкая травма, и он так и не стал профессионалом.
Я думаю, в этом есть свой урок.
Но здесь, на этих площадках, к нему все еще относятся как к герою. Не знаю, в чем тут дело – в ностальгии или еще в чем, но я их понимаю. Майрон и для меня тоже остается кем-то особенным. Мы теперь оба взрослые мужчины, но какая-то часть меня немного теряется и даже чувствует эйфорию, когда он оказывает мне внимание.
Я