– А Лео и Дайана умерли до выпуска.
– Да.
– Элли…
– Что?
– Мы можем теперь перейти к сути?
– Два сэндвича с проколотой глазуньей, – говорит Банни и ставит перед нами тарелки. – Приятного аппетита!
От сэндвичей поднимается аромат, который попадает в ноздри, теребит желудок. Я тянусь к сэндвичу, аккуратно беру его обеими руками, откусываю. Желток начинает растекаться по хлебу.
Амброзия. Манна. Божественный нектар. Выбирай термины сам.
– Не хочу погубить твой завтрак, – произносит Элли.
– Элли…
– Отлично. – Она открывает ежегодник на странице, которая почти в самом конце.
И я вижу тебя, Лео.
На тебе моя поношенная спортивная куртка, потому что, хотя мы и близнецы, я всегда был крупнее. Кажется, я купил эту куртку в восьмом классе. Галстук отцовский. Узлы ты категорически не умел завязывать. Тебе галстуки всегда завязывал отец, делая это с изяществом. Кто-то попытался уложить твои непокорные волосы, но они плохо слушались. Ты улыбаешься, Лео, и я не могу удержаться, улыбаюсь тебе в ответ.
Я не первый, кто преждевременно теряет брата или сестру. И не первый, кто теряет брата-близнеца. Твоя смерть стала катастрофой, но моя жизнь на этом не кончилась. Я восстановился. Вернулся в школу через две недели после той ночи. И даже участвовал в хоккейном матче в следующую субботу против «Моррис Ноллс» – это пошло мне на пользу, хотя, вероятно, играл я с чрезмерной яростью. Получил десятиминутное удаление за то, что чуть не вмял в стекло одного из команды противников. Тебе бы это понравилось. Я, конечно, был слишком мрачен в школе. Несколько недель все относились ко мне с повышенным вниманием. Когда у меня снизились отметки по истории, я помню, миссис Фридман по-доброму, но твердо сказала мне, что твоя смерть меня не оправдывает. Она была права. Жизнь продолжается, как ей и следует, хотя она и стала кошмаром. Когда ты скорбишь, у тебя, по крайней мере, есть что-то. А когда скорбь утихает, что остается? Ты продолжаешь жить дальше, но я жить дальше не хотел.
Оги говорит, что я поэтому одержим подробностями и не хочу принимать то, что очевидно другим.
Я смотрю на твое лицо. Когда я начинаю говорить, голос мой звучит странновато:
– Почему ты мне это показываешь?
– Ты посмотри на лацкан Лео.
Элли протягивает руку над столом и показывает пальцем на маленькую серебряную булавку. Я снова улыбаюсь.
– Скрещенные «К», – говорю я.
– Скрещенные «К»?
Я все еще улыбаюсь, вспоминая твое глупое увлечение.
– Это называлось Конспиративным клубом.
– В вестбриджской школе не было Конспиративного клуба.
– Да, официально не было. Предполагалось, что это нечто вроде тайного общества.
– Значит, ты об этом знаешь?
– Конечно.
Элли берет в руки ежегодник. Открывает на