– Что здесь у вас происходит? – снова орет Андрей.
Глупые, тупые вопросы, тупые и глупые. Но нужно что-то говорить, обязательно что-то говорить. Кажется, если не заставить ее отвечать, двигаться, она гуще укутается в тряпках и умрет. Он задает еще несколько вопросов, лицо ее немного проясняется, глаза светлеют. Словно детский, голос твердеет, и старушка прорывается рваным, скрипучим потоком речи:
– Как холодать начало, так и прорвало у нас. И не чинит никто. Забыли, видать. Полвека живем здесь, никогда не видали такого. После войны на заводе работала, на пенсии уже как Союз развалился. А сюда приехала после института, как замуж вышла. Комары тут у меня. Из подвала летят. Дышать-то нечем совсем. Помру, видать, скоро.
– Мне сказали, вы… блокадница? – Андрей говорит тихо, боясь об этом спросить. Старушка молчит, словно думает, блокадница она или нет. И тогда на щеках ее выступают слезы.
– Одиннадцать мне, сынок, было, когда немцы пришли. На улицах люди валяются. Зимой, в феврале, братик помер, он в кроватке лежал. А рядом родители. Они ходили еще, потом лежали, и я рядом с ними. Потом папа умер, а следом мама. Пришли их забирать. Один из них нож достал, у папы с ноги отрезал кусок мяса. И унесли их закапывать, – она говорила спокойно, слезы по ее лицу текли без удержи.
Андрей перестал чувствовать запах из подвала. Потом развернулся и, ничего не сказав, пошел к двери. Остановился в коридоре и посмотрел на кухню. А если тоже взять тупой нож, такой же тупой щербатый нож, каким в блокаду резали ее отца, и зарезать их всех. Чтобы нам всем легче было.
На улице странно светло. Точно – день же, декабрь, год кончается…
– Ну, еще куда пойдем? – рядом засопел притихший Михалыч.
– Нет.
– Тогда пошли депутата встречать.
– Какого депутата? – Андрей слышал его плохо, будто со сна и смотрел не понимая.
– Молодого, какого! – заулыбался Михалыч. Он снова повеселел. – Как узнали, что ты из газеты приехал, давай снова звонить. Ну, вот объявился какой-то.
На улице от свежего воздуха сдавило грудь, Андрей глубоко вздохнул, и зашумело в голове. На углу дома, сбившись в кучу у высокого человека в пальто, голосили бабки. Он узнал Богомолова.
– Ну что вы! Конечно, всё исправим… уже завтра исправим всё! Это полная бесхозяйственность вашей коммунальной службы! Ответственные понесут наказание, – уверенно и громко, так что Андрею было слышно, заверял депутат. Потом он достал телефон и снова закричал в трубку о том, что они понесут ответственность, что это все бесхозяйственность, и что завтра же всё должно быть исправлено.
Андрей вдруг заметил, что они с Богомоловым совсем ровесники. На катке, когда малыши столкнулись, не заметил, а здесь сразу. Видел его на трибуне в администрации, на сцене в зрительном зале. Он и сейчас казался выше Андрея, взрослее, держа строгость в лице