– Послушай, Икам. Я вижу, что ты – благородный человек. Я прошу тебя, вернуть мне мой пехотный меч. Это наша семейная реликвия. Он достался мне от деда. Его тоже звали, как и меня, Фемелом. Если хочешь, я готов заплатить за него. Сколько ты хочешь? Сто, двести драхм?
Икам, довольный, что ромей перестал склонять его к измене, позвал Анвара и приказал принести короткий меч ромея. С виду это был обычный пехотный меч, длиной около полу метра, в потертых ножнах. Икам задумчиво вынул клинок. «Jjekatontarh Katakalon Femel» было выбито на клинке.
– Я назван Фемелом в честь деда, и он тоже был экатонтархом кавалерии.
Поддавшись внезапному порыву, он протянул меч ромею.
– Прими от меня, на память о твоем деде и о нашей дружбе. В голове некстати промелькнула единственная знакомая ему со школы фраза на греческом. Глядя в глаза Фемелу, Икам старательно и отчетливо произнес: «Тимэо Данаос эт дона ферентес!»
Фемел удивлённо замер и непроизвольно сглотнул слюну.
– Спасибо за подарок! Что ты хочешь, этим сказать?
Икам, очень довольный произведенным эффектом, даже не задумался, что же значит произнесённая им фраза.
– Когда-нибудь, поймешь!
Утром следующего дня, Икам в сопровождении Анвара проводил Фемела к Восточным Воротам Димашка. Подъемный мост оказался гостеприимно опущенным. Но, как только Фемел подошел к калитке у ворот, подъемный мост медленно поднялся. Вскоре калитка ворот приоткрылась, и ромей гордо шагнул в входной проём. Перед этим он, вежливо кивком головы, поблагодарил Икама за предоставленную свободу.
За калиткой, его встретила группа военных в блестящих доспехах, присланная Комендантом Димашка.
Вскоре Фемел предстал перед Военным Советом, собранным по поводу прибытия в город посланника Императора. Председательствовал Патрикиос Анастас сын Нестора, комендант города и Командующий гарнизоном. Вторым по влиянию, среди присутствующих здесь Главных должностных лиц, был Мансур сын Сарьяна, городской казначей, ответственный чиновник и один из богатейших людей города. Смена власти в городе, когда иранская администрация покинула город, и в Дамаск вступили солдаты Великого Рома, не поколебала его положения в городе. Несмотря на то, что Мансур открыто исповедовал зороастризм, Император оставил его на должности городского казначея. Может быть, ему в заслугу поставили то, что, хотя персы, уходя, вывезли всю городскую казну с налогами, собранными за год, Мансур нашел достаточно средств, для содержания гарнизона. Воины императора, получив годовое жалование, стойко несли службу на стенах осаждённого города и терпеливо ждали прибытия, обещанной им помощи.
Военный Совет собрался в одной из башен Городского Замка. В полукруглой комнате на невысоких креслах, в просторных, шитых золотом шелковых одеяниях, чиновники, со встревоженным интересом, разглядывали прибывшего из плена кавалерийского офицера. Оглядев