Я невольно вздрогнул: тема о предчувствиях, подсознании – все это было знакомым и близким, поскольку я в последнее время стал увлекаться этими категориями. В беллетристике, в оккультной или околонаучной литературе. Правда, поверхностно – на уровне терминологии или расхожих определений.
Пока Вера Иосифовна делилась со мной своими воспоминаниями, мне было приятно с ней беседовать. Однако, выслушивать рассуждения о тонкостях христианской веры, о вечной человеческой душе или про некие потусторонние силы и её религиозные воззрения было для меня не вполне интересно. И я даже стал откровенно скучать.
Но не успел я вымолвить придумать предлог, чтобы откланяться и уйти, как Вера Иосифовна резко поменяла тему, переключив разговор в иной ключ.
– Вы можете мне возразить, если я скажу: душа Моцарта чудесным образом реинкарнировалась в Пушкине, – неожиданно заявила она и пояснила: – Александр Сергеевич об этом догадывался и пытался рассчитать траекторию своей судьбы, когда работал над своим шедевром «Моцарт и Сальери». Действительно, между Моцартом и Пушкиным много общего. Они даже внешне похожи. Современник маэстро, повстречав Вольфганга Амадея в Берлине в 1789 году, сказал: «Маленький, суетливый, с туповатым выражением глаз, в общем – непривлекательная фигура». Действительно, располневший, небольшого роста – чуть более 150 сантиметров, этот вечно находящийся в движении человек с большой головой, крупным носом и изуродованным оспой лицом с желтоватым оттенком – внешность, конечно же, не фотогеничная. Чувствуете, какая идентичность? Ну а по темпераменту, остроте языка, нонконформизму – у Моцарта и Пушкина – совпадения просто разительные!
Ну и самое главное – бесспорная гениальность Композитора и Поэта!
Но верно и то, что их сходство выявляется на совсем другом, более высоком уровне. Идентичность душ,… – Вера Иосифовна умолкла и вновь заглянула мне в глаза да так, будто собиралась вывернуть наизнанку мою душу. Мне стало не по себе, я даже подумал: «А не схожу ли я с ума, не посетила ли меня шиза?». А может, сама Вера Иосифовна не в себе, а психически больной человек?
И я уже был готов встать, откланяться – уйти.
Как вдруг фрау Лурье неожиданно спросила:
– Моцарта вы любите?
Я был огорошен. Вопрос был задан в такой форме и таким тоном, словно Вера Лурье интересовалась: а был ли я когда-нибудь представлен Моцарту, поддерживал ли с ним знакомство и знал его накоротке.
– Чрезвычайно, без всяких границ! – выпалил я и пояснил: – Божественная музыка великого маэстро мне по душе – нет слов. Бесспорно, Моцарт – гений! Но… но я почти ничего не знаю о его жизни да и музыку не всю, а так, фрагментарно.
– Значит, так тому и быть, – кивнула Вера Лурье и тяжело вздохнула. – Мы с вами, действительно, очень разные люди, вам не кажется? С Моцартом я вступала в жизнь и, видно, с Моцартом скоро её закончу. К тому же, эти ужасные берлинские врачи довершат своё никчёмное предназначение…
Вера