ШЕЙЛА. Гнусная белая тварь, закрой свою вонючую сексистскую пасть.
ШЕРВУД. Я действительно много заблуждался, но партия выкорчевала мои заблуждения.
ШЕЙЛА. Смилуйся надо мной, благородный разбойник, ибо все мое имущество – этот посох и портянки.
ШЕРВУД. Если повесить каждого второго жида и каждого третьего поляка, у России будет двадцать лет спокойного развития, и тогда мы раздавим Англию за неделю. (Порывается раздавить Англию. Англия сопротивляется.)
ШЕЙЛА. Садись, два, и не смей являться без родителей.
Входит МИЛЛСТОУН.
МИЛЛСТОУН. Шейла, я принес вам печальное известие.
ШЕЙЛА. Что еще может опечалить бедного самурая, лишившегося своего господина?
МИЛЛСТОУН. Кое-что может. Шейла, Боб Флит расстался с вашей однокурсницей, она его бросила, он выбросился из окна, сломал ногу и не сможет больше играть в футбол.
ШЕЙЛА (после долгой паузы). Черт бы вас всех побрал. Где я нахожусь?
МИЛЛСТОУН. Вы среди друзей, в больнице, все хорошо, вас скоро выпишут.
ШЕЙЛА. Понимаете, док… Мне казалось, что больше уже ничто не тронет меня прежнюю. Даже если бы он вернулся, понимаете? Мне уже не надо, чтобы он возвращался. Но меня, оказывается, все еще радует его несчастье. Причем если бы он умер… тогда мне неловко было бы радоваться. Но если он не сможет больше играть в футбол, это прекрасно. И это меня еще радует. Черт бы вас побрал, док, вы достучались. А это кто?
МИЛЛСТОУН. Думаю, это ваш будущий муж.
ШЕЙЛА. Ничего себе мальчик, вполне в моем вкусе.
ШЕРВУД (с мексиканским акцентом). Я был мальчиком, сучка, когда твоя мать мочилась в штаны.
ШЕЙЛА. Что это с ним, док?
МИЛЛСТОУН. Минутку. Сейчас мы и его обработаем. Зря я, что ли, три дня готовился? Шервуд, поймите, она любит не вас. Она всегда любила другого. Все они всегда любят других, а нас – никогда. Мы всегда не те, поймите это наконец.
ШЕРВУД (после паузы). Спасибо, доктор. А ведь я догадывался.
МИЛЛСТОУН. Конечно, ведь вы всегда это знали. Это и есть самое сокровенное знание, которое есть у вас в душе.
ШЕЙЛА. Что вы несете, док? С какой стати?
МИЛЛСТОУН. Молчите, Шейла. Дайте ему прийти в себя. Ведь они все это знали – и араб, и мексиканец…
ШЕРВУД (приходя в себя). Шейла!
ШЕЙЛА. Слава богу, это ты! (падает в его объятия).
ШЕРВУД. Ваше императорское величество!
ШЕЙЛА. Мой взрыватель!
ШЕРВУД. Моя гурия, моя пери!
ШЕЙЛА. Моя рыба фугу!
ШЕРВУД. Председатель, мой председатель!
ШЕЙЛА (страстно). Ненавижу тебя, насильник, плагиатор, чертов Энгр, ненавижу!
ШЕРВУД. И я тебя! И я тебя!
Занавес, но и за занавесом продолжаются страстные крики подчинения и обладания на разных языках.
Сон о Гоморре
Ибо милость твоя – казнь, а казнь – милость…
Вся трудность при общеньи с Богом – в том, что у Бога много тел; он воплощается во многом – сегодня в белке захотел, а завтра