Другой аспект, свидетельствующий об отдаленности Горького от марксизма, состоит в неточном употреблении терминологии, показывающем его полное нежелание рассуждать, используя понятия классовой борьбы. «Возможно, в американских очерках проявилось яснее, чем где-либо, что Горький на этом этапе был в целом по природе гуманистом, а не марксистом, так как его скорее занимало «духовное» наполнение понятий «филистинизм», «культура», «народ» и т. д., чем более точные исторически и экономически категории «пролетариат», «буржуазия» и др.»[110]
Действительно, жители Нью-Йорка предстают как аморфная масса, безымянная и безликая, и здесь уместно напомнить о критическом замечании Д. Философова, сделанном еще в 1907 г.: «[…] он бессознательно гораздо больше верит в человека, чем в класс»[111]. Горький оказывается далек от ясного классового сознания и изображает он не фабричный пролетариат, а бесформенную амальгаму мещан, ремесленников и городских люмпенов. Отношение Горького к городу значительно изменится в последующие годы, особенно в связи с тем, что город является колыбелью промышленного пролетариата, город победит деревню, к которой Горький будет испытывать постоянный страх и глубокое недоверие. Однако в целом очерки об Америке следует считать не проявлением еще одного горьковского противоречия, а закономерным этапом развития мысли европейского интеллигента, который живет и отражает в своем творчестве эпоху глубокого кризиса ценностей.
Горький, как мы впоследствии убедимся, осудит революцию за подавление гражданских свобод; вместе с тем он будет превозносить ее за новое отношение к труду – за то, иными словами, что в его стране, некогда тихой и сонной, после прихода Сталина к власти миллионы людей охватила, как в Нью-Йорке двадцать лет тому назад, безумная жажда работы. Трудно поверить, что простая перемена формы бытования «желтого металла», ставшего вместо частного общественным, сразу же освободила его адептов от всякого отчуждения; разумнее предположить, что в данном случае мы имеем дело с горьковским противоречием. Противоречия эти, с одной стороны, сообщают исследованию его творчества особый интерес, а с другой, доказывают, что представить историю его политических идей в виде последовательного, лишенного сбоев и возвращений вспять становления невозможно без явных натяжек и подтасовок.
Глава II
Горький. Пролетарская культура и богостроительство
1. Школа на Капри и «другой» марксизм
Сегодня мысль о том, что в начале XX века именно на острове Тиберия русская интеллигенция открыла партийную школу, может вызвать лишь улыбку и показаться