Все помолчали, тщась что-нибудь вспомнить.
– А вот нынче, – отозвалась Марья Саввишна, – во время ранней прогулки по Царскосельскому парку, мы с императрицей, с нами была и статс-фрейлина Александра Браницкая, видели, как колико дворцовых служителей, тихонько из дворца старались вынести разные плоды на прекрасных фарфоровых блюдах.
Анна Никитична расширила глаза:
– Воруют? До чего докатилась наша челядь, у Ея Величества воровать! – она обернулась к императрице. – И что же государыня-матушка?
Екатерина молчала. Перекусихина развела руками.
– То-то и оно, что ничего… Она поворотилась в другую сторону, чтобы не идти им на встречу.
– Как так? Токмо и всего? А как же «вору потакать, что самому воровать»?
Екатерина, как будто не слыша поговорку, улыбнувшись, молвила:
– Хоть бы блюда-то оставили!
Покуда Анна Никитична переваривала услышанное, Перекусихина, развернувшись к ней, сказала назидательно:
– Свет мой Аннушка, у кого воровать государыне? Она, голубушка, сказала нам, что ее обворовывают точно такожде, как и других, но сие хороший знак и показывает, что есть что у нее воровать.
– Вот те-на! – токмо и оставалось молвить, опешившей Нарышкиной.
Поздно вечером, перед сном, Перекусихина переговаривалась с Протасовой:
– Как у нас все просто, – сетовала она, – купил девушку, потом продал. Отчего, Анна Степановна, так у нас?
– А что делать беднякам? Живут-то голодно. Мяса они не видят, едят хлеб, квас, тюрю, пареную репу, квашеную капусту. Да лесные ягоды, да грибы. Ну, и мясо, коли в силки поймают птицу или зайца. А так, стало быть, продав дочь, от лишнего рта избавляются и деньги не лишние.
Саввишна горестно покачала головой:
– А мы с государыней, не так давно, вели беседу на сей счет: она полагает, что крестьяне едят кур, ныне перешли на индюков, – молвила она, растерянно взглядывая на Анну Степановну.
Протасова пожала плечами:
– Не знаю, не ведаю, голубушка, но мясо они едят по праздникам: сие мне доподлинно известно.
Записки императрицы:
Наконец достроен Эрмитажный театр.
В городе все в восторге от оды Гавриила Державина «Бог».
Особливо мне по душе слова:
«Я связь миров повсюду сущих,
Я крайняя степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, я раб, – я червь, – я бог!
Но будучи я столь чудесен,
Отколь я происшел? – Безвестен;
А сам собой я быть не мог».
Екатерине нравилось беседовать с графом де Сегюром: в разговоре своим искрометным остроумием он напоминал ей князя Потемкина. Помимо того, она преследовала цель: тренировать свой французский язык с природным французом. Пригласив его к своему креслу, она, на сей раз, заведши