Потемкин хотел что-то сказать утешительное, но Екатерина продолжала:
– Теперь каждую ночь снится Сашенька. Снится и снится… Целует и обнимает, рвется ко мне. Измучили меня сны, Григорий Александрович!
Она снова заплакала. Почему-то, на сей раз, слова увещевания не шли в голову. Потемкин, обнял ее и сидел, молча, мысленно утешая ее. Чувствуя, что она успокаивается, задумался о своем. Екатерина, сидя рядом с ним, полагала, что он, сочувствуя ей, думает о ней. Он же сожалел о том, что не успел сей час поведать императрице о своих планах постройки еще одного города – Екатеринослава. Строящийся на месте маленькой запорожской деревни Палавицы, сей город будет достойным самой императрицы, поелику он должон стать роскошной столицей юга ее империи, новыми Афинами! Столицей, где судебные палаты будут наподобие древних базилик, рынок – полукружием, дом генерал-губернатора – во вкусе греческих и римских зданий! Не инако! Потемкин осторожно вздохнул, подумал: хорошо, что Екатерина разделяет его классические вкусы, она все одобрит, но сей час об оном говорить не стоит, следует повременить. Скосив глаз, он посмотрел на нее: из смеженных век, слезы уже не катились, распухшие губы обиженно не дрожали. Но, конечно, ей все же не до города Екатеринослава. «Однако, – подумал князь, – надобно срочно найти ей кавалера, способного вывести ее из столь затянувшегося противоестественного состояния».
Граф Луи-Филипп де Сегюр был приглашен императрицей в Эрмитаж, где она изволила беседовать с ним tet-a-tet. Желая или не желая того, она, с высоко взбитой и перевитыми жемчугами прической, в великолепном платье персикового цвета, восседая в кресле, выглядела притягательно-величественной. Жестом, указав смущенному посланнику на кресло супротив себя, императрица приветливо обратилась к нему:
– Расскажите мне, граф, немного о Версале, вашем монархе и его супруге.
Французский дипломат, слегка растерялся, не зная с чего начать. Екатерина, желая подбодрить его, сама изволила направить его мысли:
– Нам здесь, в России не верится, но сказывают, королева Мария-Антуанетта не в меру расточительна…
Де Сегюр доверительно улыбнулся:
– Пожалуй, Ваше Величество, но не более, нежели и все королевы в нашем подлунном мире. Дочь славной австрийской королевы, Марии-Терезии, хороша собой, любезна, играет на арфе. Подарила нашему королю дочь Шарлотту и сына Луи Жозефа.
– Что же за «Дело об ожерелье королевы» в коем, якобы, замешана ваша монархиня?
Луи Сегюр, оглянувшись на соседа, коим оказался граф Лев Нарышкин, поморщился, но принялся объяснять, выказывая изрядное знание предмета:
«Дело» состоит в том, что у королевских ювелиров после смерти Людовика Пятнадцатого, на руках осталось ожерелье, стоимостью в один мильон шестьсот тысяч ливров, предназначенное когда-то для фаворитки покойного короля, мадам Дю-барри.
Екатерина, подняв брови, воскликнула:
– Боже,